К половине десятого утра жара стала невыносимой. Нас одолело желание выпить чего-нибудь прохладительного, и мы сбежали обратно в гостиницу вместе с Джоном Уэстом, который направлялся на завтрак. Во время трапезы Джон напомнил нам о том, как он сумел доказать, что Сфинкс носит лицо вовсе не фараона Хефрена (на чем настаивают ортодоксальные археологи). Своим открытием Уэст обязан статуэтке, которую нашли в захоронении в храме Сфинкса и объявили изображением Хефрена. Джон полагал, что лик Сфинкса ничем не напоминает этого фараона, и попросил Фрэнка Доминго, судебного художника из полиции Нью-Йорка, приехать и сравнить два лица.
Сравнив их, Доминго установил, что одно совершенно не походит на другое. Он даже сделал масштабные чертежи головы Хефрена и поврежденного лица Сфинкса (которое выглядит так, будто по нему одно время массированно стреляли из пушек). Доминго показал, что подбородок Сфинкса выдается куда более подбородка Хефрена и что линия, проведенная от уха Сфинкса к краю его рта, имеет наклон в 32°, в то время как аналогичная линия у Хефрена имеет наклон в 14°. Отсюда следовал вывод: это лица разных людей.
После завтрака наша группа отправилась в Каирский музей и стала разглядывать статую Хефрена, обнаруженную в храме Сфинкса. Мы с Джой согласились, что на Сфинкса она ничуть не похожа. В первом зале музея мы увидели аэрофотоснимки пирамид, впечатлившие в свое время Роберта Бьювэла и послужившие основанием для теории, по которой пирамиды Гизы были построены как «отражение» пояса Ориона. Бьювэл указал на то, что Нил и пирамиды расположены друг относительно друга точно так же, как широкая лента Млечного Пути расположена относительно звезд пояса Ориона. Зеркальное отражение — налицо.
На следующее утро мы вылетели на самолете в Асуан, расположенный в пятистах милях вниз по Нилу, там, где река пересекает границу с Суданом. Мне не терпелось увидеть древний город, поскольку он сыграл важную роль в развитии теории Хэпгуда. Первоначально этот город назывался Сиена. Именно здесь гениальный Эратосфен определил размер Земли.
Однажды Эратосфен узнал, что в полдень летнего равноденствия в глубине самого глубокого колодца Сиены отражается солнце. Этот факт, разумеется, означал, что солнце находилось в зените и городские башни не отбрасывали тени. Однако в Александрии, городе в пятистах милях к югу, тени у башен имелись. Все, что нужно было сделать Эратосфену, — это измерить длину тени от башни в Александрии в полдень 21 июня. Так он узнал, под каким углом лучи солнца падали на Александрию в тот момент, когда оно светило на Сиену строго вертикально. Угол равнялся семи градусам. Если 7° соответствуют 500 милям изогнутой земной поверхности, легко высчитать, что 360° соответствуют 24 000 миль, что для 240 г. до н. э. — оценка замечательно точная.
Определяя расстояние между городами, Эратосфен слегка ошибся и впоследствии увеличил размер Земли на 4°. Хэпгуд обнаружил, что, если учесть эту ошибку, карта Пири Рейса окажется еще более точной.
Земля являет собой шар, а карта — плоскость, потому сегодняшние картографы пользуются проекцией Меркатора, основанной на линиях широты и долготы. Древние картографы использовали метод куда более сложный и не менее эффективный. Они выбирали центр и рисовали вокруг него круг, который делили на шестнадцать частей, словно пирог. Затем они чертили по окружности «пирога» квадраты, выходившие за пределы круга.
Центр карты Пири Рейса помещался в Египте, но на карту он не попал. Александрия казалась идеальным местом для такого центра. Расчеты, однако, показали, что он помещается несколько южнее.
Как оказалось, центр карты — в Сиене.
Хэпгуд понимал, что это открытие влечет за собой ряд интересных выводов. Когда александрийские картографы начинали работать над новой картой, вряд ли они самолично отправлялись в регион, который на эту карту наносился. Вероятно, они использовали старые карты, которые не содержали просчета на 4° и были более чем точны. Это означает, что доалександрийские картографы применяли более точные и продвинутые картографические методы, нежели греки.
Между прочим, на этот счет имеется любопытное доказательство. Ближе к концу II в. до н. э. греческий грамматист Агатархид Книдский, наставник одного из египетских царей династии Птолемеев, записал, что, согласно древней традиции, основание каждой стороны пирамиды Хеопса составляет в точности одну восьмую минуты градуса земной окружности. (Минута — одна шестидесятая градуса.) Длина основания пирамиды — чуть больше 230 метров.
Проверим это утверждение, умножив 230 на 8, чтобы получить минуты, на 60, чтобы получить градусы, и на 360, чтобы получить длину окружности Земли. Получим немногим меньше 40 000 километров или чуть меньше 25 000 миль — изумительно точная оценка длины экватора. Получается, в 2500 г. до н. э. строителям пирамид уже была известна длина земной окружности.
Этот факт доказывает и сама пирамида Хеопса. Длина основания ее стороны пропорциональна длине экватора, а высота пирамиды пропорциональна «высоте» Земли, то есть расстоянию от ее центра до Северного полюса. Возможно, египтяне предпочли бы изобразить Землю, сконструировав огромный геодезический свод, но это сооружение не обладает сногсшибательной геометрией пирамиды, оттого они решили проблему самым оптимальным образом.
Когда в 1798 году Наполеон вторгся в Египет, один из сопровождавших его ученых, Эдме-Франсуа Жомар, тщательно изучил пирамиду Хеопса и сделал несколько важных открытий, в частности, установил, что стороны пирамиды указывают на стороны света — север, юг, восток и запад — с поразительной точностью. Пирамида расположена в десяти милях от Каира, в основании дельты Нила, образованной тремя потоками, впадающими в море; если продолжить диагонали пирамиды, они аккуратно обведут дельту. Более того, линия, проведенная точно по середине северной стороны пирамиды, разделяет дельту на две равные половины. Все эти факты свидетельствуют о том, что древние египтяне обладали неким исключительно точным методом измерения больших расстояний и не полагались на грубые прикидки.
Французский метр составляет одну десятимиллионную расстояния от экватора до полюса. Исследование пирамиды, предпринятое Жомаром, убедило его в том, что у египтян также имелась мера длины, основанная на длине земной окружности, в данном случае — одна двестишестнадцатитысячная от длины экватора. (216 000 — это 60 в кубе.)
Все это более чем удивительно. В самом деле, откуда примитивная сельскохозяйственная цивилизация могла узнать размеры земного шара? Равным образом трудно понять, почему Эратосфен должен был совершать те же открытия заново более чем две тысячи лет спустя, — пока мы не вспомним о том, что до плавания Колумба к берегам Америки Земля повсеместно считалась плоской. Как подчеркивает Хэпгуд в конце книги «Карты древних морских царей», утратить знания очень легко.
Откуда же египтяне знали так много о расстояниях и измерениях? Все объяснилось бы, будь они великими мореплавателями, подобно викингам, но нет, они таковыми не были. Египтяне тяготели к собственной земле и собственному морю. Остается предположить, что они переняли знания от существовавшей до них цивилизации. Хэпгуд заключает: «Очевидными познаниями о долготе они обязаны народу, о котором мы ничего не знаем, нации мореплавателей, обладавшей инструментами для определения долготы, о которых греки не могли и мечтать»
[5].
