Мысль о том, что животное может добровольно участвовать в охоте, звучит дико, но все шаманы полагают, что это правда. Они верят в то, что животное приносит себя в жертву людям, как это сделали морские свиньи Гримбла. Поскольку люди ощущают, что должны отдавать что-то взамен, появляется сосуд с кровью животного, и кровь эта проливается на алтарь. Иногда в жертву приносится животное целиком. Это действие обосновано: охотник, который берет, ничего при этом не отдавая, однажды умрет с голоду.
Картина, которая начинает прорисовываться, чужда нашему образу мысли, тем не менее ее приемлют первобытные народы, живущие на одной планете с нами. Они знают, что природа жива и есть священные места, где обитают духи, к которым нужно относиться с уважением, если мы не хотим испытать на себе их немилость.
То же мировоззрение мы находим и в истории, рассказанной Джакеттой Хоукс в ее книге «Man and the Sun» («Человек и солнце»). Она пишет: «Отсутствие в искусстве палеолита солярных изображений или символов вовсе не обязательно означает, что первобытные художники не считали солнце чем-то особенным. Обряд, практикуемый пигмеями Конго, предостерегает нас от подобных выводов. [Антрополог Лео] Фробениус кочевал по джунглям вместе с искусными и храбрыми маленькими охотниками. Однажды ближе к вечеру у пигмеев возникла нужда в свежем мясе. Белый человек спросил своих спутников, могут ли они убить антилопу. Они удивились этой сумасбродной просьбе и объяснили, что сегодня охота не увенчается успехом, поскольку к ней должным образом не приготовились. Пигмеи пообещали выйти на охоту на следующее утро.
Фробениусу стало интересно, что представляют собой приготовления к охоте, поэтому он проснулся до зари и спрятался на вершине холма. Появились все пигмеи отряда, три мужчины и женщина. Они разгладили участок песка и что-то на нем нарисовали, а затем принялись ждать. Когда солнце взошло, один из мужчин выпустил в рисунок стрелу, а женщина воздела руки к солнечному диску и стала голосить. Пигмеи быстро скрылись в лесу.
Приблизившись к рисунку, Фробениус увидел, что пигмеи изобразили на песке антилопу; стрела пробила ей горло. Позднее, когда отряд охотников приволок из чащи большую антилопу с пронзенным стрелой горлом, пигмеи поместили на изображение зверя пучки его шерсти, облили их его кровью и стерли рисунок»
[75].
Джозеф Кэмпбелл комментирует: «Для пигмейского обряда решающим обстоятельством являются его проведение на рассвете и стрела, летящая в антилопу точно в момент, когда ее поражает первый луч солнца…»
[76]
Размышляя над этим отрывком в книге «От Атлантиды до Сфинкса», я говорю: «Легко видеть, что использующий подобную технику кроманьонский охотник чувствует то же, что чувствует современный охотник на крупную дичь, когда в руках у него оказывается мощная винтовка с оптическим прицелом. По сравнению с этой техникой прежняя магия неандертальцев должна казаться грубой, как лук и стрелы — в сравнении с винтовкой.
Я склонен думать, что именно по этой причине кроманьонцы стали праотцами нашей цивилизации. Их власть над магией давала им оптимизм и чувство цели и контроля, каких не было прежде ни у одного животного»
[77].
Какой бы нелепой ни казалась нам шаманская магия, именно с ее помощью Homo sapiens выстроил цивилизацию, ибо магия превратилась в науку, а наука сделала нас царями природы. В книге «От Атлантиды до Сфинкса» я доказываю, что шаманы, обладавшие магическими способностями, становились жрецами-вождями и создавали ранние цивилизации, такие как Шумер и Египет.
Первым западным человеком, заметившим существование шаманов, стал русский протопоп Аввакум, старообрядец, который в 1652 году противостоял попыткам нового патриарха Никона сблизить Русь с Греческой православной церковью. В 1666 году старообрядцев скопом отлучили от Церкви. Пятью годами ранее, в 1661 году, царь сослал Аввакума в Сибирь, где тот узнал о существовании шаманов. По возвращении из Сибири в 1667 году Аввакум провел 15 лет в тюрьме, где написал свое «Житие», ставшее классикой русской литературы.
Разумеется, сторонник старообрядческих догм видел в шаманах слуг дьявола. Он повествует о том, как предводитель военной экспедиции Пашков решает послать сына Еремея воевать «в Мунгальское царство» и призывает местного шамана, дабы тот дал ему совет. «Волхв же той мужик, близ моего зимовья, привел барана живова в вечер и учал над ним волхвовать, вертя ево много, и голову прочь отвертел и прочь отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла». Шаман заверил Пашкова, что поход удастся: «С победою великою и с богатством большим будете назад». Аввакум немедленно начал молиться Богу: «Да не возвратится вспять ни един от них, и гроб им там устроивши всем, приложи им зла, господи, приложи!..»
[78]
Когда Еремей возвратился из похода с единственным товарищем и рассказал о том, что монголы вырезали всех остальных, Пашков обратил свой гнев против Аввакума, и тот не был убит на месте лишь благодаря вмешательству Еремея.
Аввакума сожгли в 1682 году.
На протяжении следующих двух с половиной веков исследователи относились к шаманам так же, как протопоп. Джереми Нарби и Фрэнсис Хаксли цитируют в антологии «Shamans through Time» («Шаманы в истории») многих ученых и рационалистов XVIII века, которые объявляли шаманов самозванцами и обманщиками.
Из этой книги становится ясно в первую очередь, что шаманы по сути своей — целители. Африканских шаманов не зря именуют «колдунами-лекарями»: шаман — это врач. Основное различие между шаманами и западными врачами кроется в их образовании. Врач Запада обязан пройти четыре курса факультета медицины и усвоить обновленный вариант научного аппарата, разработанного греческим врачом Галеном. Шаман обязан пройти курс, больше напоминающий школу средневекового аскета, который бичует себя, постится и спит на доске. Кроме того, шаман не выбирает свой жизненный путь: его избирают духи, и, если он отказывается, наказанием может стать смерть.
Иногда шаман должен пройти через ужасные мучения. Он начинает терять вкус к обычной жизни и может впасть в депрессию, уйти из дома и стать странником. Он обретает безразличие к мирским богатствам. В классической работе «Шаманизм: архаические техники экстаза» Мирча Элиаде цитирует дочь чилийского рыбака из племени арауканов: «Я собирала ракушки между рифами, когда почувствовала как бы удар в грудь, и очень отчетливый голос изнутри сказал мне: «Стань мачи! Такова моя воля!» И тут от сильной боли внутри я потеряла сознание. Конечно же, это Нгенечен, владыка людей, вошел в меня»
[79].
