Диктор: Несмотря на то что Фейнман показал, что метод Уилсона разделения изотопов урана теоретически возможен, в конечном итоге для атомной бомбы был использован другой метод производства урана-235. Тем не менее на долю Ричарда Фейнмана с его высокой квалификацией физика-теоретика выпал огромный объем работы в главной лаборатории Лос-Аламоса, штат Нью-Мексико, связанной с разработкой бомбы. После войны он работал в Лаборатории ядерных исследований в Корнеллском университете. Сегодня он испытывает смешанные чувства относительно работы в атомном проекте. Прав ли он был, согласившись работать над бомбой?
Фейнман: Нет, я не думаю, что ошибся, я принял правильное решение, особенно учитывая то время. Я думал над этим — тогда была реальная опасность, что Германия получит бомбу. Но я был не прав в том, что продолжил работу уже после капитуляции Германии. Мы работали очень интенсивно, и я не останавливался, и даже не задумывался, что ситуация давно изменилась. И вот что я вам скажу: если у вас есть причины заниматься чем-то, очень серьезные причины, и вы начинаете работать, вы должны время от времени останавливаться и пересматривать первоначальные мотивы. В свое время я принял решение, считая, что был прав, но продолжать, не обдумывая изменившуюся ситуацию, было бы неправильно. Я не знаю, как все сложилось бы, если бы я думал об этом. Может быть, я решил бы продолжать в любом случае — не знаю. Однако это ошибка — не учитывать того, что первоначальные условия, на основании которых вы принимали решение, изменились.
Диктор: После пяти лет в Корнелле доктор Фейнман, как и многие до и после него, влюбился в Калифорнию и перешел на работу в Калифорнийский технологический институт.
Фейнман: Прежде всего погода в Итаке прескверная. Во-вторых, я любитель ночных клубов и подобных заведений.
Боб Бачер пригласил меня сюда прочитать серию лекций о моей работе в Корнелле. Итак, я прочитал лекции, а он и спрашивает: «Хочешь, я одолжу тебе свой автомобиль?» И я каждый вечер наслаждался видами Голливуда, Сансет-стрит
[37], и эта смесь великолепной погоды и широких горизонтов в сравнении с маленькими городками штата Нью-Йорк окончательно убедили меня, что надо перебираться сюда. Это было совсем нетрудно. И тут я не совершил ошибки. Это было еще одно правильное решение.
Диктор: На факультете Калифорнийского технологического института доктор Фейнман превратился в Ричарда Чейса Толмена Фейнмана, профессора теоретической физики. В 1954 году он получил премию Альберта Эйнштейна, а в 1962 году Комиссия по атомной энергии присудила ему премию Е. О. Лоуренса за «заслуживающий особого поощрения вклад в разработку, использование и контроль над атомной энергией». И наконец, в 1965 году он получил Нобелевскую премию по физике. Он разделил ее с Син-Итиро Томонагой из Японии и Джулианом Швингером из Гарварда. Для доктора Фейнмана известие о Нобелевской премии связано с внезапным пробуждением.
Фейнман: Меня разбудил телефон, звонил журналист из одной радиовещательной компании. Меня раздосадовало это раннее пробуждение — естественная реакция. Человек полусонный, полураздраженный. Журналист говорит: «Мы рады сообщить, что вам присуждена Нобелевская премия». Я подумал про себя, все еще раздосадованный — это неофициальное заявление. И ответил ему: «Не могли бы вы перезвонить мне утром?» Но он продолжал: «Я думал, вы обрадуетесь». «Я сплю», — сказал я и положил трубку. Жена спросила: «Что это было?» Я промямлил: «Я получил Нобелевскую премию». Она не поверила: «Перестань, ты дурачишь меня!» Я часто подтрунивал над ней. Каждый раз, когда я пытался подшутить, она видела меня насквозь, но в тот раз она обманулась. Она решила, что это какой-нибудь надравшийся студент или что-то в этом роде. Словом, не поверила мне. Но когда спустя десять минут раздался второй звонок, из другой газеты, я сказал: «Да, я уже слышал, оставьте меня в покое». Тогда я снял трубку с телефонного аппарата, чтобы отправиться поспать, а к 8.00 положить трубку обратно. Но больше не мог заснуть, и жена тоже. Я встал, прошелся, и все-таки положил трубку, и начал ждать телефонного звонка.
Через некоторое время я мчался куда-то в такси, мы с водителем беседовали, и я рассказал ему о своих проблемах, как эти парни говорили со мной, а я не знал, как на это реагировать. Он рассудительно сказал: «Я видел ваше интервью. Я смотрю телевизор. Один малый вам говорит, «Пожалуйста, расскажите в двух словах, за что вы получили Нобелевскую премию». И вы попытались что-то объяснить, но не смогли. А знаете, что бы я ему ответил? «Черт возьми, если бы это можно было объяснить в двух словах, мне бы не дали Нобелевскую премию»». Впоследствии я так и отвечал. Может, это и не самый удачный ответ, зато забавный.
Диктор: Как уже упоминалось, доктор Фейнман получил Нобелевскую премию за вклад в развитие теории, которая определяет поля, возникающие в квантовой электродинамике. Это, как доктор Фейнман представляет ее, есть «теория еще чего-нибудь». Она неприменима к ядерной физике или силам гравитации — она относится к взаимодействию электронов с частицами света, называемыми фотонами. В ее основе лежат электрические потоки, явление магнетизма, а также способ создания и взаимодействия рентгеновских лучей с другими формами материи. В слове «квантовая» в названии квантовой электродинамики заложена дань уважения тем временам в середине двадцатых годов, когда было открыто, что состояния электрона в атоме ограничены определенными квантовыми состояниями или уровнями энергии. Электроны могут существовать только на этих уровнях и никогда между ними. Эти квантовые энергетические уровни определяются, кроме прочих факторов, интенсивностью света, который падает на атом.
Фейнман: Одним из крупнейших и наиболее важных средств теоретической физики является мусорная корзина. Но вы должны чувствовать момент, когда надлежит оставлять ее в покое. Пытаясь развить свою теорию, я попутно получил массу знаний об электричестве, магнетизме, квантовой механике и многом другом. И то, что я получил Нобелевскую премию за теорию, законченную в 1947 году, нормальную, обычную теорию, в которой я попытался устранить все нестыковки, меня привело в некоторое замешательство, так как я пытался всего лишь привести ее в порядок. Еще Бете обнаружил, что, если вы просто делаете правильные вещи, если вы в некотором смысле забыли некоторые вещи и не забыли другие, и делаете их достаточно правильно, вы можете получить правильные ответы, сопоставимые с экспериментом. И он сделал мне несколько предложений. К тому времени я так много знал об электродинамике, пытаясь наладить эту разваливающуюся теорию, я написал ее в 655 различных формах, так что я знал, как сделать то, что он хотел, как проконтролировать и организовать вычисления очень удобным и разумным образом, как получить для этого мощные методы. Иначе говоря, я использовал оснащение, аппарат, который разработал для раскручивания моей теории на базе старой — звучит, как очевидная вещь, но я долгое время не думал об этом, а потом вдруг обнаружил, что совершил прорыв — я мог делать в старой теории все гораздо быстрее, чем кто-либо до меня.
Диктор: И кроме того, теория доктора Фейнмана объяснила многое другое; квантовая электродинамика обеспечивает понимание сил, которые удерживают вместе материю. Она дополнительно объясняет свойства бесконечно малых, коротко живущих частиц, из которых состоит все во Вселенной. Когда физики пробиваются все глубже и глубже в структуру природы, они обнаруживают — то, что сначала казалось очень простым, оказывается сложным, а сложное может оказаться простым. Их средства — это высокоэнергичные сталкивающиеся атомные частицы, которые могут разбивать частицы на все более мелкие фрагменты.
