Где-то на двадцатом рецепте он заснул. Я собрал выписанные рецепты, чтобы затем обменять их в поликлинике как испорченные, подошел к нему, забрал нож, выбросил в окно, предварительно убедившись, что внизу в кустах никто не предается любви (тот еще был район), и ушел. Никому ничего рассказывать не стал.
На следующий день пациент явился ко мне в поликлинику с дарами — палкой конской колбасы (он был татарин) и трехлитровой банкой самогона, настоянного на апельсиновых корках. Надо ли объяснять вам, что значит для ханыги три (!) литра этого божественного напитка? Видно было, что он сильно раскаивается и искренне хочет загладить свою вину.
Колбасу я взял, люблю я конину, а самогон вернул, чем окончательно покорил дарителя. Расстались мы почти друзьями.
Если что, то я только что рассказал вам о самом гуманном поступке, совершенном мною за время работы врачом.
Без вины виноватые
Людей, которые заработали судимость на ровном, что называется, месте, я встречал не раз.
На первом месте в этом списке идет девушка Юля из одной торговой сети. Когда юная Юля впервые устроилась на работу в магазин, ее начальник сделал ей медицинскую книжку. Так сказать, заочно. Книжка была левой как по форме, так и по содержанию, то есть фальшивой вдвойне — липовая книжка с липовыми записями. Спустя четыре года, когда Юля уже сама была начальницей, очередная проверка обнаружила «липовость» ее книжки и запросила за решение вопроса пять тысяч долларов. Юля, смеясь, послала алчных проверяющих подальше — совсем офонарели, за такой пустяк столько требовать. Ладно еще сто баксов или двести…
Суд дал ей два года, правда условно. Как матери-одиночке. А могли бы и посадить… Статья 327 Уголовного кодекса РФ «Подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков» предусматривает и отсидку.
Роковые страсти в… роковой больнице, или «маузер» папанина
Давным-давно, когда по ВДНХ и Парку Горького гулять совершенно не хотелось, работала в одной московской больнице молодая и красивая операционная медсестра. Как и положено большинству красивых женщин, была она не очень-то счастлива в личной жизни (парадокс, но ведь так чаще всего оно и бывает).
И был у медсестры-красавицы перспективный производственный роман с ведущим хирургом одного из отделений. Перспективный в том смысле, что из производственного, когда все происходит только во время совместных дежурств, грозил перейти в настоящий, когда все происходит независимо от рабочего графика и может даже закончиться бракосочетанием.
Медсестра, как я уже сказал, была молодой — около тридцатника. Острый глаз, твердая рука, ясная голова… Но с некоторых пор голова, то есть ум, начала ее подводить. Не все, наверное, знают, что операционные сестры до операции и после пересчитывают инструменты и перевязочный материал, чтобы быть уверенной в том, что в ране ничего не забыли. Хорошая медсестра еще и очки на докторах пересчитает. А что? Бывали случаи. И вот с некоторых пор после операции начало у нашей героини получаться на несколько марлевых шариков (тампонов) больше, чем до операции. На один, на два, а то и на три. Не каждый день, но частенько.
Не меньше, а больше — обратите внимание на это обстоятельство!
Если обнаруживается недостача операционного инструмента или материала, то тут все ясно без ненужных вопросов и лишних сомнений. Режьте, уважаемые доктора, по свежезашитому и ищите то, что забыли. А вот излишки… И как их объяснить? Причем тампоны были использованные, все в крови.
Все хорошо познается на личном примере. Вот, допустим, вы помните, что, уходя из дома, оставили запасной комплект ключей на «законном» месте — в ящике тумбочки или, скажем, на гвоздике в прихожей. А когда вернулись домой и хотели открыть дверь, то нашли в кармане или в сумке оба комплекта ключей — и основной, и запасной. И так почти каждый день в течение нескольких месяцев… На первый взгляд, вроде бы — ничего страшного. Ключи же не пропадают, вы их всякий раз находите. Но осадочек остается весьма неприятный… Особенно если у вас медицинское образование, пускай и среднее, и вы знаете, что такое шизофрения или деменция.
За каких-то два месяца бедная медсестра из цветущей энергичной веселой женщины превратилась в задерганную истеричку. У нее еще и привычка появилась считать все, что на глаза попадается. Это она так себя проверяла.
Доверие к ней снизилось до уровня плинтуса — хоть и «в плюс», да ошибается постоянно, а еще она начала срываться во время операции на врачей, чем окончательно погубила свою репутацию и свое будущее в той больнице, о которой идет речь. Некоторые даже подозревали, что она начала употреблять наркотики, уж очень разительной была перемена. В общем, уволилась медсестра и больше о себе знать не давала. И с любимым хирургом рассталась, поскольку он не проявил в этой истории той чуткости и того понимания, на которое она рассчитывала с учетом их близких отношений и радужных перспектив.
Судьбой медсестры-красавицы никто из бывших сослуживцев не интересовался, потому что за два последних месяцев она, на нервной почве, рассорилась со всеми, с кем раньше дружила. Кто-то над ней подшучивал, кто-то успокаивал недостаточно искренне, кто-то, наоборот, был слишком настойчив… Но дело не в этом.
Хирург, у которого с медсестрой был производственный роман, вскоре закрутил новый роман, с дочерью одной из своих пациенток. Это, вообще, очень правильное решение — имея хронически больную маму, выйти замуж за врача. Гениальное, можно сказать. Но не в этом дело. Ну женился и женился — с кем не бывает.
Развязка наступила на небольшой больничной вечеринке, посвященной бракосочетанию хирурга. Вернувшись из свадебного путешествия на Гоа, где новобрачную укусила змея и муж лично отсасывал… Впрочем, это совсем другая история. Так вот, во время вечеринки одна из врачей-анестезиологов напилась в стельку и, рыдая, поведала миру о том, что это она подбрасывала марлевые шарики медсестре-красавице, потому что тоже любила (и продолжает любить) хирурга и хотела устранить соперницу. Шарики анестезиолог пропитывала фальшивой кровью, которую готовила, смешивая красный и синий пищевые красители. Проносила их в кармане формы в операционную и, улучив момент, подбрасывала в тазик с грязным материалом. Много-много дней подряд, пока не сработало.
На следующий день анестезиолога-вредительницу уволили. И правильно, поделом. Любовь любовью, а режим стерильности в операционной — это святое. Да и вообще, поступила она как-то не по-людски.
Впрочем, мнения сотрудников по поводу поступка анестезиолога разделились надвое. Мужчины, особенно хирурги, гневно ее осуждали, а вот многие женщины жалели, причем больше, чем медсестру-красавицу. У той хоть производственный роман в анамнезе был, счастье испытала. Пускай и недолгое счастье, а все равно есть что вспомнить.
«При чем тут «маузер» товарища Папанина?» спросите вы. Ни при чем, просто у Михаила Веллера есть рассказ в тему с таким названием. Сколько в том рассказе исторической правды, мне неизвестно, но в моем — все истинная правда, не сомневайтесь.
