Майкл снова встал на ноги и не позволил диагнозу замедлить свою жизнь. Он начал собственное дело, основал инвестиционный фонд и вложил туда свои деньги и деньги родственников и друзей. Он потратил годы на разработку алгоритмов, помогающих выиграть хотя бы в половине сделок на рынке ценных бумаг. Это позволило ему попасть в 1 % самых богатых людей. Он рассказал, что привык корректировать свои коммерческие стратегии раз или два в году. Но в последнее время, по мере того как в этой области становилось все больше участников и росла конкуренция, ему приходилось пересматривать свои компьютерные алгоритмы раз в месяц или даже чаще. По словам Майкла, фонд процветал, пусть и с некоторыми головокружительными подъемами и спадами, прибавившими ему несколько седых волос. Однако Майкл был скрупулезным парнем, который верил в написанные им алгоритмы, держал свои эмоции под контролем и умел в суете увидеть суть. Скоро я получил возможность наблюдать, как он применяет свой аналитический детализированный подход к своей болезни.
Я встретился с Майклом в Манхэттене в том безымянным ресторане вдали от Мэдисон-авеню. Это не было злачным заведением: обстановка в стиле конца XIX в., расположенные отдельно друг от друга столы, чтобы можно было вести доверительные разговоры, и блюда континентальной кухни. Я до сих пор не знаю названия этого ресторана и есть ли у него номера телефона. Майкл был высокого роста и с узким лицом. У него были светлые волосы, небольшие залысины и усы. Одетый немного официально, он носил сшитый на заказ изысканный костюм темно-серых и синих тонов. Он быстро и четко говорил, в его речи безошибочно узнавался немного суховатый акцент выпускника Лиги плюща. Из-за полипоза и мозаицизма Майкл буквально подсел на генетику. Он запоем читал все статьи по этой теме. Он секвенировал свой геном в частной клинике и из соображений конфиденциальности хранил копию результатов на жестком диске, отдельно от своей медицинской карты. Он уже общался со многими медицинскими генетиками и теперь хотел бы узнать мое мнение по ряду вопросов. Он внимательно изучил информацию обо мне и даже прочитал некоторые из моих научных статей о генетике рака толстой кишки.
Майкл заработал много денег, заставляя законы вероятности работать на себя. Он хотел сделать то же самое и с генетической информацией. Он сказал, что «не любит играть в покер вслепую».
Он был восхищен тем, что узнал о своих генах. Особенно Майкла позабавило, что, несмотря на его высокий интеллект, доля неандертальских генов в его геноме была необычно высока. У него, как и примерно у 1 % всех мужчин, среди предков был Чингисхан, об этом свидетельствовали особенности его Y-хромосомы. Секвенирование выявило у него аллель, который немного ухудшает переваривание лактозы, и действительно, когда он ел молочные продукты, у него бывало легкое вздутие живота. Но Майкл хорошо понимал, что это все праздные разговоры.
С медицинской точки зрения были более серьезные особенности, которые он хотел со мной обсудить. Майкл серьезно беспокоился о здоровье и профилактике заболеваний. И он очень хотел, чтобы отсеквенированный геном этому помог.
Из-за сексуальной ориентации у Майкла была высокая вероятность заразиться гепатитом C. При этом у него была фармакогенетическая особенность, обеспечивающая наилучший ответ на противовирусные препараты, применяемые для лечения этого заболевания. Он был расстроен, что у него нет того аллеля гена CCR5, который эффективно защищает от ВИЧ. Однако он считал, что лучше знать, чем не знать.
Кроме того, предыдущий генетический консультант рассчитал, что у Майкла на 20 % выше вероятность того, что к 50 годам случится сердечный приступ. Сам Майкл не был согласен с методом, используемым для расчета этой вероятности, потому что там имелось множество допущений. Так, предполагалось, что риск связан с повышенным кровяным давлением, однако у Майкла его пока не было. Это заставило Майкла сомневаться в статистическом методе, используемом для такой количественной оценки. Было очень интересно общаться с пациентом, разделяющим мою страсть к генетическим тонкостям. Я закончил свой обед задолго до Майкла и теперь просто сидел и слушал.
Майкл понимал, что большинство генетических предрасположенностей – это сложные признаки. Гены и факторы среды взаимодействуют такими хитрыми способами, что мы, как правило, не знаем точно, что именно делают те или иные варианты генов и внешние факторы. Он понимал также, что без серьезного семейного анамнеза и без очевидных мутаций в генах, вызывающих заболевания сердца, очень сложно оценить риск для конкретно его комбинации аллелей, многие из которых никогда ранее не были описаны в научной литературе.
Тем не менее Майкл тщательно следил за своим рационом и уровнем холестерина. Его подход заключался в оценке не относительного, а абсолютного риска развития заболеваний. И теперь он был уверен, что для большинства болезней этот риск очень низкий.
В то же время Майкл не видел особого смысла в том, что говорил врач, направивший его на генетический анализ. Большую часть своих открытий Майкл сделал самостоятельно, используя PubMed – интернет-ресурс для поиска по научным публикациям (многие из которых доступны бесплатно)
{40}. Этот ресурс спонсируется Национальными институтами здравоохранения США и доступен каждому.
Довольно долго Майкл жаловался на низкое качество многих генетических исследований и что «мы» (генетики) работаем плохо, а должны работать лучше. Также он пожаловался, что у большинства врачей по сравнению с людьми, работающими в области экспериментальной экономики, низкий интеллект и они не умеют хорошо считать, кроме тех случаев, когда речь идет об оплате их услуг.
Майкл привык к методам, позволяющим расправиться с огромным объемом данных в экспериментальной экономике. Он мог бы придумать идею коммерческой стратегии, многократно протестировать ее на разных больших наборах данных, чтобы повысить надежность, и делал это быстро. В то же время он был расстроен отсутствием в генетике таких огромных массивов данных. Это мешало ему разобраться со своим геномом, несмотря на жажду получить эту информацию. Я предположил, что для работы с такими объемами данных мировому сообществу потребуется секвенировать геномы миллионов людей и сопоставить все их электронные медицинские карты с найденными вариантами генов. Я сказал, что, вероятно, понадобится некоторое время, чтобы заставить людей задуматься над этой идеей, и что для этого нужны крупные начальные инвестиции от мецената. К сожалению, Майкл, похоже, не стремился выступить в этой роли.
Однако главный вопрос, с которым хотел разобраться Майкл, секвенируя свой геном, касался риска развития рака. Майкл был мозаичным, и он был очень озабочен вопросом, почему он получил рак толстой кишки в таком раннем возрасте, ведь это означало наличие неопределенно высокого риска возникновения рака где-нибудь еще в организме. Если примерно каждый пятый может прожить всю жизнь с такой же мутацией, но без раковой опухоли, то почему Майкла коснулось это еще в молодости? Он не сумел найти в своем геноме такие взаимодействия, которые могли бы это объяснить. С его точки зрения, оставалось еще много непонятного.
