Нет! Вот это Ната знает точно: господин Иванов жив. Душа это чувствует. И среди тьмы, которую видит вещее сердце там, где осталась ее семья, мерцает один только огонечек: уверенность, что господин Иванов жив. Он вернется, да, вернется… но когда, о господи, когда?!
– Ната, садись в пролетку! – Голос Верховцева заставил ее очнуться.
Ох, она так задумалась, что даже не заметила, как они подошли к ряду извозчиков, уныло, безнадежно ждущих седоков. Конопатый, словно рыжей краской обрызганный мужичок радостно суетился, помогая Елизавете Ивановне подняться в повозку, стоящую первой в очереди, укладывая вещи.
– Куда мы едем? – спросила Ната.
– В Троицкую улицу, – сказал Петр Константинович, вскакивая в повозку. – Погоняй, голубчик!
Лошадка имела такой заморенный вид, что погонять ее ни у кого рука бы не поднялась. Потащились по Тверской до Садовой-Триумфальной, потом по Садовому кольцу до Самотечной площади.
На въезде в Троицкую улицу Петр Константинович велел остановиться у обшарпанного, как и все в Москве, доходного дома, расплатился, отказался от предложения извозчика помочь с вещами и повел женщин к парадному.
Однако на полпути остановился, оглянулся, убедился, что извозчик, которому повезло найти нового седока, гонит куда-то вдаль по Самотечной улице, и с виноватой улыбкой взглянул на жену и Нату:
– Милые дамы, приготовьтесь еще немного пройтись пешком. Не столь далеко, уверяю вас! Всего лишь в Сухарев переулок.
– Куда?! – в один измученный голос воскликнули Елизавета Ивановна и Ната.
– Не столь далеко, – уже без улыбки, с нажимом, повторил Верховцев. – В Сухарев переулок. Там мы будем жить. И ждать, когда появится господин Иванов.
– Но как же он узнает, где нас искать? – всплеснула руками Елизавета Ивановна. – Он ведь знает только о Рите.
– Я оставил кое-какой намек, понять который он сможет, – загадочно сказал Верховцев. – Надеюсь, его кроме господина Иванова не поймет никто, и наши преследователи, если они есть, пойдут по ложному следу. Так что прошу вас – вперед! Нас интересует дом номер восемнадцать.
– Ах, восемнадцать! – протянула Елизавета Ивановна. – Я и забыла о нем!
– Неужто забыла? – усмехнулся Верховцев, глядя на жену с любовью.
Некогда в доме номер 18, принадлежавшем Николаю Матвеевичу Эйгелю, располагалась одна из конспиративных квартир московского подразделения Отдельного жандармского корпуса. Именно здесь когда-то Верховцев познакомился с молоденькой агенткой Елизаветой Буториной.
Они приостановились, переглянувшись, вспоминая прошлое, а Ната, у которой при упоминании о господине Иванове прибавилось сил, решила, что ее приемные родители устали, и даже попыталась забрать вещи у Елизаветы Ивановны.
Та засмеялась лукаво:
– Что это ты так развеселилась, девочка моя?
– Просто погода хорошая, – застенчиво сказала Ната. – Москва мне нравится. Улица красивая.
Да уж, красота вокруг стояла просто изумительная!
Дома, некоторые побольше, поновее, каменные, некоторые деревянные, двух– и одноэтажные выглядели одинаково пыльными, обшарпанными. Грязные, кое-где выбитые стекла, покосившиеся заборы, кое-где выщербленные пулями (кажется, нет в Москве улиц и даже переулков, в которых не шли бы в прошлом году бои!), мостовая с пляшущим булыжником, корявые деревья, на которых кое-где дрожат последние, чудом задержавшиеся листочки, редкие прохожие спешат, втягивая головы в плечи и опасливо косясь по сторонам. Кое-где из подвальных окошек выглядывают какие-то подозрительные рожи, которые жадными взглядами провожают людей – хорошо одетых, нагруженных вещами. Две особы женского пола с опухшими лицами, в безрукавых рубахах, несмотря на стужу, высунулись было в окно, поводя плечами и тряся полуобнаженными грудями, заигрывая взглядами с Верховцевым, однако увидели Елизавету Ивановну и Нату и с разочарованным смехом захлопнули окно.
В одной калитке показался какой-то оборванец, замер вроде бы с безразличным видом, однако глаза его так и шарили по чемоданам и саквояжам.
Безногий на каталке выехал из подворотни, смерил мрачным взглядом Верховцева и женщин…
Про такие взгляды говорят: «Словно мерку для гроба снимает!»
Верховцев передал один чемодан жене, вытащил из кармана пальто револьвер.
Каталка безногого канула обратно в подворотню. Рожи попрятались в подвальных окошках. Оборванец шмыгнул в калитку и заботливо прикрыл ее за собой.
– Ну, в Грачевке всегда было нечисто, ты помнишь, – пожала плечами Елизавета Ивановна. – Поодиночке лучше не ходить! Надеюсь, мы здесь долго не задержимся.
– Да уж, это последнее место, которое я бы выбрал, если бы не было здесь надежного адреса, – согласился Верховцев. – Под крылышком у добрейшего Николая Матвеевича пересидим.
Он осекся, остановился, пробормотав проклятие. Елизавета Ивановна тоже замерла, с ужасом глядя вперед. Ната вскрикнула, только сейчас заметив, что посреди домишек зияет, словно рана, обагренная черной запекшейся кровью, провал. Обугленные развалины!
Все трое подошли к нему вплотную, словно завороженные этой страшной картиной.
– Это наш дом, – пробормотала Елизавета Ивановна. – Дом Николая Матвеевича! Какой ужас! Что могло случиться?!
– Пожар был, – хрипло проговорил Верховцев. – Пойдемте отсюда. Поскорей.
– Петя, подожди, – чуть не плача, взмолилась Елизавета Ивановна. – Я смертельно устала, Ната тоже еле идет. Куда мы теперь?!
– И как нас теперь отыщет господин Иванов? – прошептала Ната, у которой разом кончились все силы, иссякла радость, словно живая вода ушла в песок.
Она вдруг покачнулась, с необычайной остротой вспомнив такой же сгоревший дом под Пермью, куда привел ее господин Иванов.
Страшные и в то же время счастливые воспоминания, которые она берегла и лелеяла! А здесь? Здешние развалины, словно черный крест на всех ее мечтах, всех надеждах!
Верховцев тяжело вздохнул. Этот день был полон неудач. Сначала бегство Риты, на помощь которой он так рассчитывал, так надеялся затаиться у нее хотя бы на несколько дней, дождаться Иванова. Теперь этот пожар! Да, Верховцев оставил след, оставил намек, который обязательно был бы разгадан Ивановым, но повел бы по ложному пути возможных преследователей. А теперь? Теперь что делать? Здесь оставаться нельзя – Сухарев переулок всегда был опасным местом, даже когда его жильцы находились под охраной полиции, а уж теперь-то, в пору безвластия, можно рассчитывать только на револьвер, в котором семь патронов. А когда они закончатся?.. Нет, надо уходить, искать другое пристанище. Конечно, жилье найдется: в Москве и в самом деле немало брошенных домов, но как, во имя Господа Бога, как Иванов сможет их найти в путанице бесчисленных московских улиц и переулков, во всех этих Садовых, Андриановских, Гороховских, Арбатских, Дмитриевских, Дегтярных, Съезжинских, Сусальных, Мясных, Судаковских, Грязных, Тверских, Павловских, Даниловских…
