– Они расплывутся в воде и ничего не разберешь! – выпалил Витька, задыхаясь от волнения.
– Правильно! Вот если бы на уроках так бойко отвечал! – усмехнулся Скворцов и отдал листок Витьке: – Держи, тайнописец!
С тех пор Дунаев и его друзья буквально молились на Скворцова, однако в гимназии тот не задержался: его вскоре уволили, а потом стало известно, что он угодил в «Кресты» за связь с «крамольниками», как частенько называли революционеров. Больше Дунаев ничего о нем не слышал и со временем совершенно забыл, а вот сейчас вдруг вспомнил тот давний-предавний разговор.
Неужели Павлик воспользовался именно этим способом – уж наверное его знал не только Скворцов! – и что-то написал на самом конверте, предварительно его намочив? Вот почему бумага была такой толстой, словно покоробленной! Значит, смысл письма был не в короткой записочке, вложенной в конверт, а в нем самом. Именно поэтому адрес был написан карандашом!
В дверь заглянул Степан, посмотрел насмешливо на окаменевшего Дунаева:
– Устали? Но чаевничать на кухне будем: видите, у меня здесь даже стола нет. Сахару, кстати, тоже нет, даже на кухне. Да и заварка не первой свежести. Так, чтобы кишки погреть, не более того.
Да, чай пили пустой, как выразился вернувшийся из «задца» Файка. Дунаев постепенно приходил в себя, досадуя на свою впечатлительность: говорил же Павлик, что у них со Степаном имеются какие-то конспиративные дела. О них, видимо, и было сообщено тайнописью. Павлик, похоже, уразумел, что Дунаев к этой организации не присоединится.
И правильно! Дунаев отомстит за Веру и немедленно уедет из России!
Примерно через полчаса Степан снова вызвал по телефону квартиру Хитрово, и снова на звонок никто не ответил.
– Ну вот что, – решительно заявил Дунаев. – Я туда сейчас схожу. Возможно, Рита скоро вернется, возможно, вернутся соседи. Где они шляются все в такую пору, интересно знать?! – воскликнул он раздраженно. – Красные праздничные шествия давно закончились!
– Да господи ж! – воскликнул вдруг Степан, совершенно как Файка стукнув себя по лбу. – Запамятовал! Сегодня ж этот проклятый праздник! И вечером обещан был фейерверк! Вот они все где!
– Ферверх – это, что ль, огни летучие? – оживился Файка.
– Они самые, – кивнул Степан.
– Последний раз я видел фейерверк в августе тысяча девятьсот пятнадцатого года – в честь взятия нашими войсками Перемышля, – печально вспомнил Дунаев.
– А я так ни разочку не видел, – пожаловался Файка. – Пошли поглядим, а?
– Пойдемте, пойдемте, – поддержал Дунаев. – А там, возможно, или Риту встретим, или хоть что-нибудь разузнаем о ней.
Вышли, прихватив с собой вещи, хоть Степан и предлагал оставить их дома. Файка, видимо, опасался «малахольного», ну а Дунаев как почувствовал смутное недоверие к Бородаеву, так и не мог от него избавиться.
Только вышли на улицу – и полыхнуло в небесах! Пускали фейерверки, как предположил Степан, где-то около Кремля или в самом Кремле, а также на Страстном бульваре. Огни сияли, озаряя все вокруг. Светло было, воистину как днем. В небе кружились золотые, серебристые, красные и синие цветы, с треском лопались огненные шары. Десятки залпов, выстреливая одновременно, рассыпались веером искр, исполняющих в небе сумасшедший танец… Вдобавок небо прорезали лучи прожекторов, наведенных на Москву с разных концов. Что говорить – зрелище выдалось впечатляющее!
То и дело пялясь в небеса и замедляя шаги, они все же оказались наконец около зарослей сирени, которые сейчас отчетливо просвечивали на фоне освещенных окон.
Да, жильцы некоторых квартир вернулись домой. Правда, не все: Ритины окна по-прежнему оставались темны.
И все же Дунаев, Степан и Файка опять поднялись по темной лестнице, опять постучались, опять затаились, ожидая ответа, – и опять его не дождались.
– Ну что ж, идем к соседям? – шепнул Степан. – Только вы держитесь поодаль: меня они знают, мне откроют и будут, надеюсь, откровенны.
Дунаев нехотя согласился, однако Степан оказался прав.
Спустя несколько минут до Дунаева и Файки, затаившихся несколькими ступеньками ниже, донесся его стук в дверь, а потом и разговор с какой-то женщиной. Слушая, Дунаев еле удерживался, чтобы не броситься наверх и не вмешаться, однако Степан, надо отдать ему должное, мастерски замаскировал суть дела чисто бытовым интересом. Он рассказал, что к Рите должны приехать их общие знакомые и она попросила его, Бородаева, снять для них более удобное жилье, чем ее небольшая квартира, которую ей все равно придется освободить, когда она уедет. Квартиру он якобы снял, пришел сообщить Рите об этом, однако застать ее дома никак не может. Так вот не знает ли многоуважаемая Ирина Васильевна (видимо, так звали соседку), где Рита может находиться, и не случилось ли с ней чего-то дурного?
После сей преамбулы раздался срежет многочисленных замков: видимо, соседка окончательно прониклась доверием к визитеру и сочла, что дальше с ним через дверь разговаривать неудобно. Она даже пригласила Степана войти, однако тот отказался: наверное, опасался, что Дунаев не выдержит неизвестности и ворвется в квартиру, все испортив. А может быть, он просто хотел, чтобы Дунаев услышал каждое слово.
И Дунаев услышал, как соседка ахала и сетовала, что Степан немного опоздал. Да, в самом деле позавчера около полудня к Рите приехали трое: мужчина, женщина и молоденькая девушка. Однако Рита почему-то очень удивилась их приезду. Ирина Васильевна как раз проходило мимо, возвращаясь из лавки, и услышала, как Рита изумленно, словно глазам своим не верила, воскликнула: «Боже мой, Настенька!» Очевидно, она оговорилась, потому что отец девушки поправил: «Ее зовут Ната». Приезжие вошли в квартиру, дверь закрылась, и Ирина Васильевна больше ничего не слышала. Однако спустя примерно час Рита постучала к ней и попросила разрешения воспользоваться телефонным аппаратом, потому что ее собственный вдруг почему-то перестал работать. Ирина Васильевна, конечно, разрешила. Рита протелефонировала какому-то доктору, которого, впрочем, дома не оказалось, и Рита очень встревожилась.
– Ах, придется самим везти ее в больницу! – воскликнула она. – Как это некстати, боже мой! Ведь у меня буквально через час поезд.
Ирина Васильевна спросила, в чем дело. Рита сообщила, что из Петрограда приехали по важным делам родственники, которых она ждала гораздо раньше: ее троюродный дядя, его молодая жена и его дочь от первого брака. Рита уже уверилась, что они не появятся, и сама собралась покинуть Москву. Поезд совсем скоро. Но гости нагрянули, и стряслась беда: у приезжей дамы внезапно открылось кровотечение! Она беременна, и, похоже, ей грозит выкидыш. Срочно нужен врач, а Ритин знакомый доктор куда-то отлучился, как сообщили его домашние, и приехать не может. Ждать некогда. Придется искать извозчика и везти даму к врачу самостоятельно. Конечно, муж и падчерица собираются ехать вместе с ней. Что-то еще бормоча, охая и ахая, Рита торопливо простилась с соседкой, пообещала написать из Крыма – если, конечно, доберется туда живой, поскольку на железных дорогах и вообще в России нынче невесть что творится! – и убежала.
