– Вполне возможно, – усмехнулся Артём и посмотрел ей прямо в глаза. – Но вся беда в том, что я люблю именно эту.
Олеся чуть смутилась:
– Раз любишь, значит, всё во мне должно нравиться. Ну, Тёмик! Можно, я сделаю ма-аленькую татушку? Малюсенькую!
– Я же сказал: делай что хочешь. С какой стати я буду тебе что-то разрешать или запрещать?
– Но ты же сердишься!
– Я не сержусь, я переживаю. Как же тебе объяснить… Во-первых, мне невыносима даже мысль о том, что твою нежную кожу будут колоть какими-то грязными иголками. Это же больно!
– Да ну! Ничего не больно.
– Олесь, ты рыжая! У вас порог боли ниже.
– А я под анестезией.
– Это тоже не слишком полезно. Не знаю… Я смотрю на тебя… Ты такое совершенное существо! И вдруг хочешь сделать эту гадость. Не понимаю. Это же как… как грязь на коже. И навсегда. Я как представлю – меня аж передергивает. Такое мерзкое ощущение, словно ножом по стеклу, бррр!
– Да какое из меня совершенное существо, скажешь тоже…
– Для меня ты – совершенство. А вообще, это твое дело, конечно.
– Ага, я сделаю, а ты будешь морщиться!
– Буду.
– Как ножом по стеклу, да?
– Да.
– Это противно. Ну ладно, – вздохнула Олеся. – Уговорил. Не буду ничего делать. Какой ты… Прямо не знаю!
– Жалеешь, что связалась со мной?
– Будешь занудствовать, я… в синий цвет перекрашусь, вот! Это-то можно?
– А давай я перекрашусь?
– Ты? Да ладно!
– Думаешь, слабо?
– Конечно.
– На что спорим? Давай на желание.
– Да никогда ты не осмелишься!
– Увидишь.
Через неделю с Олесей, уже забывшей о споре, случилась форменная истерика, когда Артём, придя вечером домой, снял с головы шляпу, предусмотрительно купленную перед походом в парикмахерскую. Олеся и шляпе-то поразилась, а когда увидела, что под шляпой, так и села:
– А-а! Ты сделал это. Какой ужас.
– Неужели не нравится? – Артём с невозмутимым видом взъерошил свои волосы цвета индиго.
– С ума сойти! – хохотала Олеся. – А что ты сказал в парикмахерской? Они удивились?
– Да их там сейчас ничем не удивишь. Сказал, что проспорил. А вообще, это ты проспорила. Так что готовься! Помнишь, мы на желание спорили?
– И чего же ты хочешь? – кокетливо спросила Олеся. – Чего-нибудь эдакого, да? Эротического?
– Очень эротического! Мое желание такое: в субботу и воскресенье ты будешь соглашаться со мной и все беспрекословно исполнять! Короче, ни слова по– перек.
Олеся фыркнула:
– Да легко. Подумаешь! Как будто я много тебе перечу.
Артём смотрел на нее и улыбался, догадываясь, о чем она думает: обычно он работал по выходным, и Олеся надеялась, что как-нибудь справится – всего-то несколько часов постараться. Она еще не знала, какую ловушку ей приготовил Артём:
– Да, забыл сказать: моя стажировка сегодня закончилась. Последний день оттрубил.
– Ура! Подожди… Ты что хочешь сказать… Ты завтра дома? Целый день?
– Ага! И в воскресенье тоже.
– Так нечестно! – взвыла Олеся. – Ты это нарочно!
– Конечно.
– У, изверг!
Эти два дня дались бедной Олесе нелегко. Она вздыхала и стонала, пыхтела и фыркала, закатывала глаза и ругалась себе под нос, но покорно исполняла все прихоти Артёма, только раз осторожно спросила, хорошо ли он подумал – Артём велел ей приготовить обед:
– Тём, ты уверен, что мы выживем после моей стряпни? Я не отказываюсь, но ты знаешь, как я готовлю. И не помню я, какая кастрюлька для чего. Давай вместе? Поруководи мной. Пожалуйста!
И Артём поруководил. Под конец готовки Олеся чуть не пристукнула его сковородкой, но обед получился знатный. К середине воскресенья Олеся слегка расслабилась – и напрасно.
– Что прикажете подать на ужин, ваше величество? – спросила она у Артёма.
– А я тебе не сказал? Мы идем в ресторан. У меня столик заказан на восемь. Так что можешь начинать наводить красоту.
– В ресторан? – ужаснулась Олеся.
– А что?
– С такими волосами? На нас же все пялиться будут!
Она хотела было сказать: «Я не пойду!», но вовремя прикусила язык.
– Но ты ж понимаешь, что я ничего не могу сейчас с ними сделать? Мне сказали, смоется постепенно, недели через две. Могу состричь наголо, хочешь? Буду лысый. Сейчас это модно. И так брутально.
– Издеваешься, да? Ненавижу тебя!
Артём только смеялся. Когда они подъехали к ресторану, Олеся воспрянула духом, решив, что сейчас все сорвется: на дверях висела табличка «Ресторан закрыт на спецобслуживание». Но оказалось, что это Артём и снял весь ресторан, устраивая отвальную, на которую пригласил поваров и официантов. Правда, отвальная была двойная: у Артёма закончилась стажировка, а один из поваров увольнялся – его пригласили работать во Францию. Высокий, элегантный и строгий с виду Серж славился своими необыкновенными десертами – Артём пару раз приносил Олесе его фирменный малиновый мильфей
[1]. Домой они добрались в первом часу и долго не могли заснуть, вспоминая все происшествия этих странных выходных.
– Ну вот, а ты не хотела идти в ресторан, – сказал Артём. – Произвела там настоящий фурор.
– Это ты произвел – своими синими волосами.
– Да они меня уже видели! Нет, ты была просто сногсшибательна. От кавалеров отбоя не было.
– Да ладно тебе! Ревнуешь, что ли? Слушай, а ты знал, что Серж так классно на саксофоне играет? Ему бы не поваром, а джазменом быть. Хотя пирожные у него тоже изумительные.
– Что, понравился тебе Серж?
– Он ничего. Прикидывается таким засушенным профессором, а сам…
– Что? Приставал к тебе?
– Не то чтобы приставал… Так, слегка кокетничал.
– А может, это ты с ним кокетничала?
– Может, и я. Ой, как же хорошо, что завтра понедельник!
– Надоело быть послушной девочкой?
– Знаешь, я раньше даже не замечала, что все время тебе перечу.
– Ну, ты же у нас всегда была девочка-«нет».
– Сначала трудно пришлось. А потом ничего, втянулась.
– Только не говори, что ты теперь все время такая будешь!
