— Последние сантиметры движения!
— Все несколько сложнее, чем я предполагал…
Дипак расплылся в довольной улыбке:
— Несколько? Гораздо сложнее! Ну, теперь поглядим, на что ты способен.
Санджай положил было руку на ручку, но Дипак его удержал.
— Желательно сперва задвинуть решетку, — негромко подсказал он.
— Естественно, — отозвался Санджай.
— Ну так закрой.
Но, сколько Санджай ни тянул, сколько ни напрягался, решетка не задвигалась.
— Надо убрать стопор и двигать решетку ласково, чтобы она ползла по направляющим и не изгибалась.
— Подумать только, такое — в двадцать первом веке! — пробурчал Санджай.
— Да, в век неумех, когда никто не знает, на что употребить свои десять пальцев, кроме как елозить ими по экрану!
Последовал выразительный обмен далеко не самыми любезными взглядами; потом Санджай все-таки закрыл решетку и твердо взялся за ручку.
— Не забывай натянуть белые перчатки, тогда тебе не придется всякий раз вытирать разводы от пальцев, на меди всегда остаются следы. Ну, вези меня на девятый этаж!
Кабина издала недовольный звук и помчалась вверх, приведя Санджая в ужас.
— Это переключатель, а не педаль гоночного болида! Ну-ка уменьши скорость на два щелчка, — приказал Дипак.
Эффект был немедленным: дальше подъем происходил с нормальной скоростью. В промежутке между двумя этажами Санджай перевел ручку в мертвую точку, отчего кабина встала как вкопанная; тогда он чуть двинул ее назад, отчего кабина опустилась на десять сантиметров. Пришлось передвинуть ручку на два щелчка в противоположную сторону, вправо, чтобы кабина приехала почти на нужный уровень, где он перевел рычаг в центральную — нейтральную — позицию.
— Пять целых шестьдесят пять сотых метра ниже площадки, не так уж плохо.
— Не преувеличивайте, я промахнулся на каких-то десять сантиметров.
— Значит, недолет равен пяти метрам шестидесяти сантиметрам. Это восьмой этаж, а я просил девятый. Посмотрим, сумеешь ли ты подняться на один этаж.
— Сначала покажите, как это делается, потом я попробую.
Дипак хищно, мстительно улыбнулся и осуществил маневр без сучка и задоринки.
— Согласен, — уступил Санджай, — это непростая наука, но я здесь, чтобы вам помогать, так что хватит злорадствовать, не то я уйду.
Целый час лифт сновал вверх-вниз, сначала повинуясь руке мастера, потом — ученика. В конце концов Санджай освоился с тонким механизмом. После двух десятков ездок он стал останавливаться если не безупречно, то по крайней мере гораздо лучше, чем вначале. Кабина остановилась у него в какой-то паре сантиметров от седьмого этажа, а потом мягко спустилась на первый.
— На первый раз достаточно, — решил Дипак. — Теперь тебе лучше уйти, потому что скоро появятся жильцы. Возвращайся завтра в это же время, и мы продолжим обучение.
Дипак вывел Санджая на улицу. Дождь перестал. Задержавшись под козырьком, он проводил взглядом племянника, растаявшего в сумерках.
— Можешь меня не благодарить, — буркнул он ему вслед.
Достав из кармана плаща блокнот, он педантично вписал в него очередные 1850 метров, преодоленные в обществе племянника-стажера.
Хлоя приняла решение. Судьба ее отца, как судьба Дипака и Риверы, зависела от дурацкого механизма, вернее, от того, установят ли его в ближайшие дни. То, что сначала было просто мыслью, теперь превратилось в план наступления. Для его осуществления ей требовался союзник, действовать самой ей мешало ее состояние. Отец никогда не согласился бы, обращаться к Дипаку было слишком рискованно: он стал бы первым подозреваемым, тогда как ему требовалось твердое алиби. По этой же причине она не могла прибегать к помощи Лали. Завтра, думала Хлоя, перебирая в уме кандидатов в сообщники, она отправится покупать материал для изготовления орудия преступления. По сведениям, почерпнутым из интернета, оно вполне могло стать идеальным.
В полдень Хлоя покинула магазин красок и хозтоваров Блауштейна и поехала вниз по Гринвич-авеню. На 3-й улице тоже имелся магазин для любителей мастерить что-нибудь своими руками, и он находился ближе, но ее отец наведывался именно туда, когда ему приходила охота самому починить тостер, кофеварку, потекший кран или просто поменять перегоревшую лампочку. Значит, появляться там было бы неосторожно, а Хлоя стремилась избежать малейшего риска.
Через полчаса в университетский кафетерий должен был прийти Джулиус. Ей следовало поторопиться, чтобы оказаться там раньше него.
Он застал ее уже за столиком и удивился. Хлоя тоже: он явился в сопровождении незнакомой молодой особы.
Он представил их друг другу, и Алиса, «ассистентка с кафедры», которую ему якобы поручили «натаскивать», ретировалась, оставив их вдвоем.
— Миленькая!
— Ты о ком? — не понял молодой преподаватель философии.
— А то ты не знаешь!
— Напрасно ты воображаешь невесть что!
— Я бы ничего не воображала, если бы не твой вопрос «ты о ком?».
— Уж не думаешь ли ты, что мне нравится учить ее уму-разуму? У меня и так полно работы!
— Представляю, как это тяжело… Но мы здесь не для того, чтобы спорить и ссориться. Я хочу попросить тебя об одной услуге.
Хлоя объяснила, чего от него ждет. По ее словам, это была сущая чепуха: всего-то подойти к ее дому около полуночи и даже не подниматься наверх, потому что она выбросит ему из окна ключи от входной двери. Десять минут на посещение подвала — и он сможет возвращаться домой, никем не увиденный и не узнанный.
— Ты серьезно?
Не дождавшись ответа, он отодвинул тарелку и ласково взял Хлою за руки.
— После несчастного случая с вашим лифтером мы не провели ни одного вечера вместе. Появилась перспектива обрести свободу передвижения — и ты готова все испортить? Сколько еще времени ты намерена просидеть пленницей в своей квартире? Или это отговорка, чтобы не видеться со мной?
— Мое узилище всего лишь на девятом этаже, а не на вершине башни. Захотел бы — поднялся, только и всего.
— Не проходит вечера, чтобы мне этого не захотелось, но, сама знаешь, скоро экзаменационная сессия…
— Раз так, мое предложение должно тебя устроить: вечера останутся у тебя свободными, трудись сколько влезет. Смотри не упусти шикарную возможность!
— И речи быть не может! — воскликнул Джулиус. — Нарушить закон — значит изменить моим принципам.
— А как быть с вопросами морали?
— Я тебя умоляю! Не прибегай к уловкам, достойным учеников начальной школы! Если уж тебе хочется пофилософствовать, то позволь процитировать Монтескье: «Лучше всего у нас получается то, что мы делаем по доброй воле». Следовательно, из меня вышел бы неважный исполнитель твоего замысла.