– Чего хочет Авдей? – спросил карлик, постаравшись, чтобы имя мальчика прозвучало уважительно.
– Дьяк-меченосец Айзерман сказал, что до сих пор органики не трогали Ольгина из вежливости, ждали, что мы сами с ним разберёмся. И я думаю, нужно пойти им навстречу, – ответил Ястребиный. – Авдей молод, ему понравится знак внимания.
– Молод и глуп, – добавил Авадонна.
– Да, – не стал отрицать Гаап. – Но его глупость нам на руку, а его красота и молодость меня возбуждают. И мы сделаем так, как юноша хочет.
– Конечно, сделаем, – кивнул карлик. Он уже взял себя в руки и вернулся к обычному деловому тону. – Твоё слово – закон, Гаап, но я прошу не забывать, что мальчик всё равно наш враг. День – наш враг. Органики – наши враги.
– Почему же ты не сражаешься? – усмехнулся Ястребиный.
Авадонна осёкся.
– Ты не сражаешься, друг мой, потому что всем доволен, – ответил на свой вопрос Гаап, пыхнув сигарным дымом почти в лицо собеседнику. Сверху вниз. – Потому что Божественные пляшут в твоих сетевых шоу вместе с органиками. Потому что они убивают с тем же безразличием, что и грешники, и с таким же азартом пытают врагов… Ты не сражаешься, друг мой, поскольку знаешь, что я действую правильно, и всякий раз, когда я трахаю Авдея, он становится чуточку темнее, а вместе с ним темнеют его подданные. Тьма привлекательна, Тьма обещает гораздо больше Дня: больше удовольствий, больше власти. Рано или поздно мы растворим органиков в себе, но ты… – Ястребиный наклонился к карлику, – ты – молодец, друг мой, твоя твёрдость необходима на тот случай, если я чересчур увлекусь сладким мальчиком и совсем потеряю голову.
– Такого не случится, – сглотнув, прошептал Авадонна. – Ты темнее всех, кого я знаю.
– Но ты всё равно приглядывай за мной, – рассмеялся Гаап. И вернулся к делам: – Мы не можем сами устранить Ольгина, не хочу, чтобы по городу ползли ненужные слухи о том, что мы пляшем под дудку органиков.
– С этим я полностью согласен.
– Надо использовать Братство, – закончил Ястребиный, не обратив внимания на то, что карлик его перебил.
– «Mortem Monstrum»?
– Ты знаешь другое?
– Извини, Гаап, сглупил, – опомнился Авадонна. – Использовать Братство – хорошая идея, они любят устраивать публичные расправы.
– Мне кажется, или я слышу в твоём голосе презрение? – неожиданно поинтересовался Ястребиный.
– Я знавал настоящих истребителей и когда-то еле отбился от них, – с улыбкой напомнил карлик. – А теперь они едят у нас с ладони и не трогают Первородных без разрешения.
– Я понимаю твоё отношение, друг мой, но будь политиком, – Ястребиный вновь попыхтел сигарой. – Держи себя в руках, как держу себя в руках я. Улыбайся им, показывай, что уважаешь. И помни: Первородные уже выше всех без всякой войны. Мы сделали Зло глобальной идеей и скоро сбросим маски. Нужно немного потерпеть.
– Гаап, ты ведь знаешь, что я всё понимаю, – кивнул Авадонна. – Я переговорю с Братством и организую устранение Ольгина. – Он выдержал паузу. – Но Ленку мы не тронем.
– Она тебе нравится?
– Если Братство уберёт Порчу, все поймут, что органики мстят за Лаврича.
– И хорошо: мстить за Сердцееда – моветон.
– Но от нас будут ждать ответных действий, – продолжил карлик. – Смерть Ольгина не привлечёт внимания – он бирюк, а убийство Порчи может закончиться войной.
Несколько секунд Ястребиный обдумывал слова Авадонны, после чего кивнул:
– Порчу не трогаем.
– Хорошо…
Тем временем стрельба в лесу прекратилась и сменилась рёвом двигателей, сначала далёким, путающимся среди равнодушных деревьев рычанием, но постепенно приближающимся, и в тот момент, когда Гаап вынес решение по поводу Порчи, к базе подъехали четыре квадроцикла.
– Мы сделали! – закричал сидящий в первой машине юноша, специально притормозив у парковки. – Мы его поймали! Я его поймал! Я выстрелил в него сетью и поймал!
И помчался дальше.
– Разве он не прелесть? – улыбнулся Гаап.
– Шустрый мальчишка, – согласился Авадонна. – А главное – совсем ручной.
– Ещё нет, но будет, – Ястребиный негромко рассмеялся. – Зачем воевать, если можно затуманить им головы толерантностью? Если можно сказать, что мы – невинные жертвы безумия Древних, что мы не хотели воевать… Зачем воевать, если можно без устали повторять о «тяготах войны» и врать о том, что творили воины-меченосцы с «невинными ведьмами». Повторять враньё так долго, что дети органиков начнут верить, что их отцы и деды ничем не отличались от наших… Зачем воевать, если можно объяснить, что мы все одинаковы и способны «мирно сосуществовать»? Зачем воевать, если можно постепенно сделать их такими, как мы? Они ведь не замечают, как темнеют… просто живут, перенимают наши принципы, меняются… Пусть не сразу, но я терпелив.
– Изменятся не все, – заметил Авадонна.
– Знаю, – рассмеялся Ястребиный. – Тех, кто не изменится – убьём.
– Гаап, полюбуйся!
Вслед за квадроциклами появился грузовик, в кузове которого стояла клетка с бешено орущим, бьющимся о прутья гигантским кентавром, раза в полтора превосходящим обычных сородичей, а значит, из королевского клана. Седая борода и многочисленные шрамы на торсе указывали, что кентавр изрядно пожил, а лютая ненависть в глазах – что хотел бы пожить ещё.
– Ориген? – тихо спросил Авадонна.
Удивлённо.
– Знаешь его? – поднял брови Гаап.
– Встречались, – медленно ответил карлик, разглядывая ярящегося кентавра. – Что с ним станет?
И чувствовалось, что судьба Оригена ему небезразлична.
– Ответишь на мой вопрос? – молниеносно сменил тему Ястребиный.
– Конечно, – вздохнул Авадонна.
И мысленно попрощался со старым собутыльником.
– Ты спал с Элизабет?
– Да.
– Так я и думал… – Гаап бросил сигару на землю и растоптал. – А этот дурак Шаб считал, что лишние рога ему наставил я.
– Извини.
– Забудь.
Прозвучало очень понятно: забудь. Оба забудем обо всём: ты о кентавре, я – о том, что сделал со мной Шаб, поверив ложным слухам. Не спрашивай о том, что тебя не касается.
Прозвучало так, что Авадонна, даже если бы хотел, спорить бы не стал. А он не хотел, поскольку понимал, чем может закончиться спор, и не собирался раздражать Гаапа.
«Прости, Ориген… прости, старый приятель…»
Ориген тряс прутья клетки и сыпал проклятиями, охотники – и органики, и грешники – толпились вокруг, тыкали в него пальцами и громко хохотали, не забывая нахваливать напыщенного юнца, напоминающего прелестную куколку, зачем-то наряженную в мужской, сшитый на заказ комбинезон. И лишь один органик – сухопарый, угрюмый мужик, не принимал участия в издевательствах и молча стоял у квадроцикла, равнодушно глядя на толпу. Но за маской его безразличия отчётливо читалось презрение.
