В другой раз моя новая семья взяла меня на традиционный праздник, который отмечали на рынке Джейры. Мужчины ритмично били в барабаны. Гул барабанов нависал над рынком, покрывал его плотно, словно ковром, и от этого гула у меня закружилась голова. Музыка не умолкала, а становилась все быстрее. Мужчины танцевали, печатая шаг на земле. В конце концов они разбили стеклянные бутылки, рассыпали осколки и босыми ногами наступили на них. Я затаила дыхание от ужаса, но я видела их ноги очень четко, потому что мне, как маленькой девочке, разрешили сидеть в первом ряду: не было никакой крови, никаких ран.
Затем мужчины взяли в руки металлические шампуры, на которые повара обычно нанизывают куски баранины, чтобы зажарить их на древесных углях. Но эти мужчины, против моего ожидания, не стали жарить шашлыки, а глубоко вонзили шампуры себе в спину и в грудь.
Я быстро сбежала из первого ряда и спряталась за толстой Хадиджей, той, которая всегда поглощала так много хлеба. И все же я видела, как мужчины голыми руками хватали осколки стекла с земли и втирали их себе в лицо. Некоторые из них даже ели стекло.
— Что это за люди? — прошептала я.
— Это иссауа, святые, — сказала Хадиджа.
— Почему с ними ничего не случается, когда они едят стекло?
— Потому что они святые, маленькая дурочка! Они не чувствуют боли. Их защищает Аллах.
Мне было интересно и вместе с тем страшно. В толпе, похоже тоже не всем было известно, что иссауа защищает Аллах. Некоторые кричали от ужаса. Некоторые восклицали: «Да спасет нас Аллах!»
За спиной Хадиджи я чувствовала себя в некоторой степени в безопасности. Я ощущала энергию, исходившую от этих древних ритуалов, но знала, что она не причинит вреда моей душе, пока есть люди, защищающие меня.
Той ночью я спала беспокойно. Мне снились мужчины, истязавшие себя при помощи стекла, огня и острых шампуров. Шампуры глубоко вонзались в их тела, но кровь из них не выступала. Когда я внимательно пригляделась к ним, то увидела, что это вовсе не люди. Это были джинны, могущественные существа, которые внезапно возникали и так же внезапно исчезали. Один из джиннов был похож на моего отца. Но когда я захотела рассмотреть его поближе, то оказалось, что это дядя Хасан.
Я была рада, что проснулась. Быстро прокравшись к Захре, я залезла к ней под одеяло и прижалась к ее теплому телу. Если есть кто-то теплый, к кому можно прижаться, то не страшны никакие существа из подземного мира.
Семья Эль-Амим считала меня не только милой, но и очень умной девочкой. И это тоже было открытием для меня: значит, были люди, которые не только любили меня, но и верили, что я способна на многое. Хадиджа была еще не замужем и постоянно сидела дома. У нее была маленькая книга с картинками, изображавшими разных зверей, а под ними по-арабски были написаны их названия. Каждый день, после того как я приносила воду, Хадиджа присаживалась ко мне, открывала книжку и пыталась научить меня читать по-арабски. Естественно, я знала названия большинства животных из книжки: овцы, лошади, птицы, верблюды, ослы. Я без ошибки называла их и при этом, как полагается, водила пальцем по арабским буквам справа налево, даже не разглядывая их.
Хадиджа не замечала, что я совсем не читала букв, а просто смотрела на картинки.
— Идите все сюда, — гордо воскликнула она, — я хочу вам что-то показать!
— А что? — спросила халти Нешма.
— Я научила Уарду читать, — кричала Хадиджа, — это было непросто, зато сейчас она умеет!
На ее крик сбежалась вся семья. Все в ожидании столпились вокруг меня и Хадиджи.
— Прочитай вслух, — прошептала Хадиджа. — Не бойся, ты же умеешь.
Если бы Хадиджа знала правду! Я решила не разочаровывать ее.
— Овца. — Это было легко.
— Верблюд. — Без проблем.
— Корова. — Я ее узнала сразу.
— Обезьяна. — До смешного просто.
Довольная Хадиджа улыбалась. Семья пришла в удивление.
Однако тут я увидела странное животное. Оно было коричневое, с узором на шкуре и с очень длинной шеей, на которой сидела отвратительная маленькая голова. Я вспомнила, что Хадиджа мне однажды говорила как называется это животное. Но как именно, я уже не помнила.
Я наморщила лоб, послюнявила палец и провела им по незнакомым буквам под рисунком, чтобы потянуть время. Провела один раз — а название этого проклятого животного никак не вспоминалось, — и еще раз. И в третий раз. Публика постепенно начала волноваться. Пора мне было наконец хоть что-то сказать.
— Коза, — сказала я.
Семья молчала. Молчала и Хадиджа.
— Коза, — сказала я, но уже совсем тихо.
Семья все еще молчала. Наконец Хасан рассмеялся себе в усы. А за ним засмеялись Амина и Захра, а потом и вся семья Эль-Амим. Лишь Хадиджа и я не смеялись.
— Это жираф, — сказала Хадиджа. — Ты совсем не умеешь читать буквы. Ты меня обманула.
После этого она пару дней обижалась на меня. А потом меня записали в школу.
Мне подарили школьный ранец, специально изготовленный сапожником, тетради, простые и цветные карандаши и белый фартук. А еще у меня появились красивые белые сандалии.
В первый день учебы еще до рассвета меня тщательно искупала и отскребла Захра, она же проверила, хорошо ли я почистила зубы, обработала мои длинные черные волосы оливковым маслом и заплела их в две толстые косы. Я пришла к выводу, что выгляжу великолепно.
Захра привела меня в школу. К сожалению, мои белые сандалии по дороге совсем запылились. У входа в школу я быстренько плюнула на них и почистила пальцем. Теперь у меня были ослепительно-белые сандалии, зато очень грязный указательный палец.
Наш учитель оказался молодым и современным. Он носил джинсы и пиджак с нашитыми на локти кожаными заплатками. В классе я заняла место за партой в среднем ряду. Рядом со мной сидела девочка, но сейчас я уже не помню ее. Стол и скамейка были скреплены вместе винтами. Если двигалась скамейка, то двигался и стол. В столе была дырка, и я еще удивилась, зачем она нужна.
На следующий день я уже знала, для чего эта дырка: туда ставили чернильницу. Когда мы заправляли свои чернильные авторучки, то каждый раз обязательно измазывались как свиньи. И тогда нам приходилось мыть стол и свои руки «Клориксом».
Я не была хорошей ученицей. Учитель был очень груб со мной. Я подозреваю, что его нервировала одна моя привычка. После каждого его вопроса я поднимала палец и размахивала им в воздухе, даже если не знала ответа. Я надеялась, что он меня не вызовет, если я буду делать вид, что все выучила и поняла. Дело в том, что я боялась получить удар линейкой, если скажу что-то неправильное. Всех детей били линейкой, когда они отвечали неправильно. Это мы знали еще со школы, где нам преподавали Коран. Ничего особо страшного в этом не было, но и хорошего тоже.
