Когда отец уже хотел зайти в дом, появились полицейские. Отец позволил арестовать себя, не оказав никакого сопротивления. Его посадили в маленькую полицейскую машину — мне кажется, это был «рено» — и увезли.
Первую ночь после смерти нашей матери и ареста отца мы провели в доме семьи Эмель. Нам соорудили постель на полу в гостиной. Мы улеглись на нее и тесно прижались друг к другу. Я почти не помню той ночи. Думаю, что после пережитого мы очень быстро уснули, еще не осознавая, какая нас ждет участь: мы стали сиротами, детьми без родителей, без какой-либо защиты. Одни. Одни навсегда, навечно.
На следующее утро я проснулась очень рано, и сразу же на меня нахлынули воспоминания. Воспоминания о дне, который перевернул мою жизнь. Я ясно видела, как мы, дети, вернулись домой из больницы, где тщетно искали мать. Перед нашим домом находилась санитарная машина, вокруг которой столпились соседи. Рядом стояли полицейские, пожарные вбегали в нашу дверь и выбегали из нее.
Я протиснулась между ног людей, таща за руку Уафу: я хотела попасть домой, в свой родной дом. Я дошла до прихожей. Стены были забрызганы кровью. Я едва могла дышать, когда шагала по коридору в направлении внутреннего двора. Мне хотелось запомнить все, что могли воспринимать мои органы чувств. И одновременно я боялась этого. Я уже почти дошла до лестницы, когда навстречу мне вышли Муна и Рабия. Полицейские выводили их на крышу, чтобы опознать мать. Их лица выглядели не так, как всегда. Они были почти прозрачными, мокрыми от слез. Я едва узнала их. Они, как призраки, проплыли мимо, не заметив меня. И я не решилась заговорить с ними.
Я как раз хотела поставить ногу на первую ступеньку и подняться на крышу, где меня ожидало что-то страшное, как я ощущала это глубоко в душе, в желудке, во внутренностях. Все во мне судорожно сжалось, все заболело, когда я подняла ногу, чтобы стать на вторую ступеньку. Но тут меня схватили сильные руки, руки полицейского, и грубо вытолкали из нашего дома на улицу. Через коридор, через дверь, на улицу. Наш дом уже не был нашим домом.
Я еще немного плакала, когда лала Захра позвала нас завтракать. У нее были свежие багеты от пекаря. И сливочное масло. Масло!
Сливочного масла у нас дома не было уже давно. Я любила сливочное масло. Я ела багет с маслом, и мои слезы высыхали.
Такой вкусной еды на завтрак у меня еще никогда не было.
Другой брат
Некоторое время мы жили в семье Эмель. Полиция прибила к дверям нашего бывшего дома пластиковые ленты в форме креста. Мы сейчас жили по соседству. Без родителей, без крыши над головой, без семьи.
Старшие дети пошли в школу. Лала Захра решила, что для них так будет лучше. Мы, малыши, остались на улице, которая стала нашей судьбой до тех пор, пока нас не забрал дядя Хасан.
Мы называли его амми. Амми — так называют брата отца, в отличие от хали — брата матери. Амми Хасан, будучи родным братом моего отца, не имел с ним ничего общего. В то время как отец до своей болезни был умным, образованным и политически активным бонвиваном, интеллигентом и эстетом, Хасан был человеком простым, едва умевшим читать и писать. Он любил алкоголь и женщин и из-за этого часто попадал в неприятности, из которых его выручали дед и наш отец. Один раз он почти одновременно сделал по ребенку своей жене и своей любовнице. Когда родились сыновья, он обоих назвал Рашидами. Естественно, это вскоре стало известно, и его отношения с женой Зайной стали крайне напряженными.
У деда было только два сына — отец и амми Хасан. Их детство нельзя назвать счастливым. Дед бросил бабушку, когда дети были еще совсем маленькими. Он переселился в соседний дом и забыл о своих сыновьях. Иногда они, голодные, стояли на крыше бабушкиного дома и заглядывали во двор своего отца, который был очень состоятельным человеком и часто приглашал своих друзей на пышные пиршества. Там было все, чего не было у отца и Хасана: кускус, таджине, фрукты, овощи, молоко и сладкий десерт из кондитерской.
Иногда моему отцу и дяде удавалось тайком пробраться во двор своего отца и полакомиться остатками пиршеств. Они старались побыстрее набить рты тем, что попадалось им под руку. Затем они исчезали, пока дед не поймал и не избил их.
Однажды Хасана схватили, когда он вместе с другими детьми разрисовывал стену чужого дома. Полиция арестовала детей и посадила их в камеры. Всех детей на следующее утро забрали из полиции их отцы. Только дядю Хасана никто не забирал. Бабушка целыми днями умоляла деда, чтобы он наконец вызволил своего сына из тюрьмы. Но дед, по всей видимости, был занят более интересными делами.
Даже комиссару полиции было от этого не по себе. По вечерам он брал Хасана к себе домой, а днем опять сажал его в камеру. Когда полицейским стало ясно, что дед не намерен помочь своему сыну, они просто отпустили его на свободу — через шесть месяцев. Хасану тогда едва исполнилось десять лет. Рассказывая эту историю моей сестре Асие, он плакал.
Мы считали дядю Хасана очень милым человеком. Но он не был сильным мужчиной. Если наш отец всегда был главой семьи, то дядя Хасан полностью находился под каблуком своей жены. Он познакомился с ней на улице. Я думаю, что она трудилась на заводе по переработке сардин, где работницам предоставляли жилье. Заводы по переработке сардин и их работницы имеют в Марокко плохую славу. Многие женщины по вечерам занимаются проституцией. А поскольку им не удается избавиться от запаха рыбы, так что даже их кожа остается пропитанной им, то они являются самыми дешевыми проститутками.
Когда дядя Хасан забрал нас, у тети Зайны уже было семеро детей. Мустафа, ее старший сын, был не от амми Хасана, у него были довольно светлые волосы. Отцом Али, Фатимы, Хабибы, Азиза, Мохаммеда и Рашида считался амми Хасан. Они были темноволосыми.
Хасан работал автомехаником в Массе, приблизительно в тридцати километрах от Агадира. Масса расположена недалеко от Атлантики на реке Уэд Масса, одной из самых больших рек в Южном Марокко, но, несмотря на это, летом в ней почти не бывает воды.
Дядя Хасан долгое время занимался поставкой овощей и фруктов королевскому двору, тогда у него дела еще шли хорошо. Однако к тому времени, когда отец убил нашу мать, он потерял эту работу и со своей большой семьей проживал в одной-единственной длинной комнате. Двор у них был, но не было ни водопровода, ни туалета. Вместо него посреди двора зияла устрашающая дыра, над которой можно было облегчиться.
Где-то через неделю после смерти матери амми Хасан на своем дребезжащем «рено» приехал к дому лалы Захры в Агадире.
— Я хочу забрать своих племянниц и племянника, — сказал он.
Лала Захра скептически посмотрела на него. Она была невысокого мнения о брате моего отца. Все наши соседи знали, что мой отец терпеть не мог своего брата. Каждый раз, когда Хасан заходил к нам, возникали ссоры. Однажды братья даже подрались прямо перед дверью нашего дома. Чаще всего ссоры возникали из-за того, что наш отец упрекал своего брата за то, что тот посещает бордели и что он — плохой муж.
