Этому и обстановка способствовала. Ближе к вечеру вернулась с огородных работ Арина Геннадьевна. Освобождённый Прометей Арефа нахально утверждал, что дырки в двери он проковырял указательным пальцем, неимоверно закалившимся на зоне. Бабушка немедленно потащила меня в местную жилконтору – но не для оформления документов, как я сперва испугался, а для очередного Свидетельствования. Там было что-то вроде красного уголка, куда собрались те, кто не смог присутствовать на агитплощадке. На этот раз я не стращал народ битвами и ангелами, а читал Николая Клюева, и картины мужицкого рая всех устроили аж до слёз. Может, хватит врать людям?
Но я же не врал…
Пока мы с бабулей занимались просвещением, сестрички придумали дерзкий план.
– Дя Роман, хотите у себя дома жить? – спросила Анжела. Сегодня макияж на сёстрах был разный.
– Конечно, – сказал я. – Довольно вас объедать. Только там может быть засада…
– Там и есть засада! – радостно сказала Кристина. – Менты от скуки скоро друг друга трахать начнут. Или не менты. Но мы уже договорились.
– Постойте, – сказал я. – С кем договорились?
– Да с операми этими…
– Вы что – были там? – ужаснулся я. – А где адрес взяли?
– В паспорте, – не смутилась Анжела.
Я закрыл глаза.
– Когда вы всё это успели? – простонал я.
– Так пока вы с бабой гастролировали, батя нас свозил. На Дору Кривую. Классная хата! И Горик одобряет, – поспешно заверила Кристина. – Говорит, под свечкой темно… По правде, он это и придумал, – смущённо сказала она. – Ну мы туда и завалили – с понтом хату ищем…
– Никак парня не поделят! – выдала девичье заветное бабуля.
…В моей квартире действительно была засада. Не знаю, сколько уж там она сидела. Менялись, конечно, сотрудники… В тридцатые годы, говорят, какого-то крупного инженера в московской квартире года три ждали, пока он из Штатов вернётся… Традиция!
Пили они там по-чёрному, баб водили, рассказывали сестрицы. И бесились оттого, что свободная жилплощадь налицо, а ни присвоить, ни продать её нельзя. И в аренду её всякому не сдашь, а то неприятностей не оберёшься. А меня там, естественно, дождаться не надеялись и «дивились звериному усердию» начальства. Так что сестрицы, проканавшие под малолетних шлюшек, и Киджана, проканавший в своём ярко-розовом костюме под настоящего гарлемского сутенёра, прошли на ура. Хату сдать было надо – но таким жильцам, которые сами от закона шарахаются…
– А я-то под каким видом там поселюсь? – жалобно сказал я.
– А как таджик! – сказала Анжела. – Типа сперва евроремонт надо сделать, потому что клиенты будут серьёзные. А Киджана будет смотреть, чтобы таджик чего не спёр… Так что пока не переодевайтесь, вот сумки ваши…
И мы покатили на Борюшкином мини-вэне к родимому моему пепелищу. Старый «сталинский» дом, третий этаж… Сердце замерло.
Засада встретила нас радостно. Было их двое. Ни имени, ни званий они назвать не пожелали. И в моём таджикском происхождении не усомнились – патлы и борода их убедили, а чвель я спрятал.
– Вот, смотри, урюк, – сказал усатый крепыш в спортивном костюме и показал мне мою же фотографию – такую же, как в паспорте. – Если вот этот тип появится – тут же звони майору Кырову!
Глаза у майора были, как положено, усталые – поди, трое суток не просыхал…
– Кого звонить, аким? – спросил я.
– У тебя что – мобильника нет? – удивился он.
– Экономный, – проворчал его напарник, совершенно безликий.
Усатый досадливо крякнул, вытащил из кармана чёрную катушку, отмотал кусок ленты, оторвал и протянул мне.
Я воззрился с удивлением. Передо мной действительно был мобильный телефон – только плоский и гибкий.
– Звонить можно всего один раз, – сказал усатый майор Кыров. – Не балуйся! Мой номер я туда загнал, нажмёшь вот здесь, где трубочка. При нём, – он тряхнул фотокарточкой, – не звони: эта зверюга порвёт тебя, как бройлера копчёного. Пусть он в квартиру войдёт, а ты как-нибудь незаметно… Говорить не надо, только сигнал…
– Да не придёт он, – сказал напарник. – Уже весь город знает, что его тут ждут…
– Бережёного бог бережёт, – наставительно сказал усатый. – Но смотри, урюк, подведёшь – пеняй на себя! Понимать должен, как бывший советский гражданин…
– Кого пинать, аким? – удивился я. – Умар никого не пинай. Умар бели, крась, Умар плитка клади…
– Черти вы нерусские, – вздохнул майор, но вдаваться в тонкости родного языка не стал – видно, и вправду не ждал возвращения страшного Мерлина. А на Киджану-то они и вовсе не надеялись – нельзя же такое дело доверить полному иностранцу. С ним оборотни в штатском обсуждали исключительно финансовые вопросы.
Башлял им лайбон щедро. Пальцы его, унизанные дешёвыми перстнями, ловко отсчитывали купюры.
(Когда я спросил у сестёр, зачем вождя вырядили таким попугаем, они резонно заметили:
– Дя Роман, так ведь рядом с ним на вас-то вообще никто внимания не обратит!)
Когда питомцы органов наконец отбыли, в квартиру поднялся хитроумный Горик. Мы уселись на прожжённый в нескольких местах диван, Киджана упал в старое отцовское кресло.
– Авантюра это всё, – сказал я. – Какая-то невероятная наглость!
– Только так, – сказал юноша. – У силовиков сейчас такой бардак – левая рука не знает, во что вступила правая нога… Располагайтесь!
– А как же ремонт? – спросил я.
– Завтра подвезу пару вёдер и прочее, – сказал он. – Застелете пол старыми газетами – и живите сколько надо. Евроремонт может длиться практически вечно… Пока отдыхайте, а завтра и приступайте.
– К ремонту?
Он засмеялся.
– Нет, Роман Ильич, от вас другое требуется…
– И что именно?
– Вы же у Панина ведущим аналитиком были, – сказал студент.
– Ну уж аналитиком, – сказал я. – Так, консультации, то, сё…
– Видите ли, Роман Ильич, – начал Горик. – Дело в том, что мало осталось людей, способных составить полную картину происходящего. Сильно нам мозги повредили…
– Что, массовое облучение? – в ужасе воскликнул я и вспомнил армию.
– В каком-то смысле, – грустно сказал он. – Не облучили нам мозги, а… Ну, сами понимаете. Вот вы сказали, что у меня в голове каша, и это так, а ведь я, как говорил Атос, ещё из лучших…
– Понятно, – сказал я. – Шутили-шутили про клиповое мышление – и дошутились… А я думал, вас каким-нибудь галлюциногеном обработали…
– В каком-то смысле, – мрачно повторил юноша. – Теперь в головах полный плюрализм, он же каша. Истец прав, ответчик прав, и ты, жена, права… Два и два сложить не можем! Не в математическом смысле, конечно, а… так.
