Потому что желания никогда не ходят в одиночку. Желания человеческие переплетены в один бесформенный клубок. Тем более у человека, находящегося в предсмертном бреду. А Монолит не различает главных и второстепенных желаний. А уж подсознательных и подавно. Они могут противоречить друг другу, отменять друг друга и в сочетании друг с другом производить совершенно неожиданный результат.
Монолит действительно выполнил ВСЕ желания сталкера.
Он хотел стать молодым – и стал.
Он хотел стать здоровым – и освободился от всех ран и болезней.
Он хотел забыть своё прошлое – и забыл даже своё имя.
Он хотел, чтобы его никто не узнал, – и стало так.
Он хотел богатства – и получил дурацкую машину ручной сборки и кучу денег; но он уже не знал, что это его машина и его деньги. Их судьба его уже не интересовала.
Ещё он хотел стать хорошим, лучше и чище всех людей на земле. Вероятно, это была детская мечта, но сбылась и она. Всё дурное, что было в сталкере, отделилось и воплотилось вот в этом несчастном существе, что забылось в кресле пьяным сном. Сталкер не был значительной личностью, потому и пороки его были мелкими и убогими. Вместо мрачного демона появилась вороватая шантрапа, унаследовавшая глупую татуировку, сделанную ещё в школе.
Теперь эта татуировка послужила ключевым знаком, чтобы вспомнить всё.
Чёрного двойника надо было бы уничтожить, но сталкер уже сделался добрым, он позволил ему жить самостоятельно.
Сталкер хотел стать всемогущим, но эти свойства могли нанести вред другим – и поэтому вся сила досталась его Дурной половине. К счастью, она была глупа и ленива. И проявиться могла только в минуты крайней опасности. Но минуты эти были нечастыми, поскольку трусость не позволяла Дурному лезть на рожон.
Вот чего сталкер не хотел, так это повстречаться когда-нибудь со своей половиной. Но Зона (а может, и вся Вселенная) устроена так, что противоположности непременно должны когда-нибудь сойтись, и никакой Монолит не в силах этому воспрепятствовать.
Много было желаний у того полудохлого сталкера.
Он ненавидел Зону и презирал её. Он считал её невозможной и противоестественной. Он не хотел видеть ни монстров, ни аномалий, ни прочих чудес мёртвой земли. Он бежал от Зоны и тянулся к ней.
И получилось так, что Зона достала его даже в санатории для богатых психов и приволокла к себе, да ещё с чудовищным комплексом вины, который умело навязал ему старый бандит, хотевший вернуться туда за своим кладом. Мерзавцу была нужна отмычка…
Белый замолчал и задумался. Потом сказал:
– Ну вот как-то так… Наверное… Инструкции ведь не прилагались… Излагаю как умею…
– Хорошо, – сказал Матадор. – Значит, Зону ты того… игнорируешь? Так, что ли?
– Не совсем, – сказал Белый. – Просто я могу видеть другую Зону. Ту, которая была до Второй катастрофы. Пустой город Припять, кладбища техники, автобусы с туристами… С радиацией, конечно, со стаями одичавших, но обычных собак, с охотниками за цветными металлами… С самовольными поселенцами… Когда нужно, опасность просто перестаёт для меня существовать, потому что я в неё не верю. По системе Станиславского. Не верю – и всё тут. Хотя могу и ногу сломать, и рентген нахвататься…
– Подожди, – сказал Матадор. – Ну вот ты видишь, что напал на меня кровосос…
– Нет, – сказал Белый. – Я вижу, что ты стреляешь в белый свет как в копеечку, а потом начинаешь пантомиму борьбы и режешь воздух ножом. Но раны у тебя возникают реальные. Как стигматы у фанатиков. А как только я к тебе прикоснусь – никаких монстров…
– Для чего же тебе ветеринарный пистолет со снотворным? – сказал Печкин.
– Да чтобы спасаемый с ума не сошёл, – сказал Белый. – Насмотрелся я на безумную братию, никому подобной участи не желаю…
– Значит, мутанты и «Электры» существуют только в нашем воображении? – сказал Матадор. – А Зона – сплошное психосоматическое поле?
– Да нет, – сказал Белый. – Просто это для меня они нереальны. Ну, это как будто вы под водой захлёбываетесь, а я в акваланге…
– Неточная аналогия, – сказал Печкин. – Или ты живёшь в воображаемом мире, или мы – все остальные. Вот я нос к носу с химерой стоял. Была она или нет?
– Ну, Дэн, – сказал Белый. – Возьми словарь да посмотри все значения слова «химера». И всё поймёшь.
– Ага, – сказал Матадор. – Мы все сумасшедшие, а ты один у нас санитар – следишь, чтобы мы по дури не нанесли себе увечий, чтобы пальцы в розетку не совали, уксус не глотали…
– Нет, – сказал Белый с некоторым даже раздражением. – Всё сложнее. Повторяю, инструкций по эксплуатации Монолита нету. Если я могу использовать какие-то свои способности для всеобщего блага, то я их и использую. Могу спасти человека – спасаю. Могу добраться до раненого бегом и напрямик – добираюсь. А потом у меня и мотоцикл есть, «Урал» с коляской… Мыло, например, ездил в этой коляске с простреленными ногами, только он не помнит ничего…
– Эге ж, – сказал Мыло. – А я-то ще гадав – чому бензином смердить? Тильки де ж ты ций «Урал» ховаешь?
– Да в любом сарае или гараже, которых в этой Зоне уже давно не существует, – сказал Белый. – Таких полно.
– Да заимочка наша, – сказал вдруг Топтыгин. – Я с дива пропадаю, как вы её скрозом проходите… Потому не вьём вам её видеть…
– Погоди, – сказал Матадор. – А кержак-то наш – он что, тоже до Монолита добрался? Он-то почему ходит с тобой наравне?
– Так Иннокентий и для меня загадка, – сказал Белый. – Потому что он от природы такой. Он считает Зону ересью и выдумкой никонианской, и вера его крепка…
– Прямую правду творишь, дядя Белый, – сказал Топтыгин. – Кто в себе треисподнюю таскат – тот в ей и обитат. По грехом своим великим…
– Вот и до религиозного мистицизма договорились, – сказал Матадор. – До солипсизма. Мир как воля и представление. Нет, не поеду я летом ни в какую Памплону, а поеду я прямо сейчас в санаторий «Глубокий сон», пусть меня полечат…
– Белый, – сказал Майор. – А тебя застрелить. Можно. Или нет.
– Можно, – сказал Белый. – Вот сейчас, внезапно или в спину. А если я успею среагировать, то никак. Потому что в моей Зоне никакого бара «Хардчо» нет, а есть полуразрушенный пионерский лагерь. И пока я в этих развалинах стою… А почему вас это так интересует? Это профессиональное?
– Нет, – сказал Майор. – Это на случай. Если кто захочет. Тебя припахать. По артефактам. Он тебе может. Угрожать.
– Дон Педро Зурита тоже собирался припахать Ихтиандра по жемчугу, – сказал Белый. – И ничего у него не вышло. А со мной ещё хуже. Я если и найду артефакт, так тут же его и выведу из строя одним прикосновением… Так что в этом отношении я, скорее, бесполезен и даже вреден…
– Я же вам рассказывал, – возмутился Киндер.
