Пиндосов мы торжественно передали бюрерам на поругание, хоть бандюки и ворчали, что надо бы выкуп взять. Бандюки не умеют масштабно мыслить. Дикий вой подняла бы мировая закулиса! Какой уж там выкуп!
В общем, наказали мы втихушку пиндосов, а Додон ушёл. Точнее, ускакал на одной ноге. Вторую ему Кит отстрелил, светлая ему память. Слишком хорошо знал Додон Зону. Может быть, лучше всех.
Долго его на Материке искали. Подняли даже тех сталкеров, которые благополучно ушли на покой, а среди них и влиятельные люди были. Никаких следов. Кто бы мог подумать, что он в психлечебнице спрятался!
Всё это в двух словах я объяснил тогда странному Юноше. Вижу, что ничего он не понимает, да и не больно-то мне верит.
Ладно, говорю, поломаем мы себе маршрут, отволокём твоего протеже к людям. Там ему и первую помощь окажут, и всё, что полагается.
Даже Мыло со мной согласился, потому что очень уж нам этот парень пришёлся по душе. Давно таких не встречали. Да и вообще про Степана Олексовича я тебе всё сказал.
Пока я Юношу просвещал, пришёл в себя Додон. Протез у него в щепки, от второй ноги осталась одна кость. Перепугался, когда нас узнал. И понёс такое, что у нас с Мылом уши прогнулись под тяжестью горячей лапши. Что он, Додон, ни в чём не виноват, что его заставили, что Юноша этот не простой, что Юноша может сквозь «жарку» пройти и не заметить, что он. Додон, открыл этот выдающийся феномен для всенародного блага.
Чего только человек не придумает, когда впереди маячит виселица!
Ну, про виселицу Юноше мы тогда не сказали, поберегли его повреждённую психику. Он-то всерьёз был болен.
Большинство сталкерских маршрутов проходит мимо Свалки. Такое бойкое место.
Там и стояла виселица. Про неё тоже можно отдельную книгу написать.
Стали посылать народу сообщения: Додона поймали. Ради такого случая вольные стали туда подтягиваться. Очень большой счёт у многих был к Додону.
Додон всю дорогу повторял то же самое, что нам впаривал, а потом заорал, что один болтаться не собирается, что Юношу тоже повесить мало: он двух санитаров зарезал в психушке и одну библиотекаршу, божьего одуванчика…
Нет, говорим, божий одуванчик – это на Материке, это тамошние дела и нас не касаются. Сами мы парня в ментовку не повезём, пусть органы за ним приезжают, если осмелятся. А вот ты, Додон, грешил в Зоне; хоть и трудно в Зоне согрешить, а ты всё-таки умудрился…
Повесили, конечно, Додона всем в науку, хоть Юноша то кричал про бессудную расправу, то требовал действительно повесить его рядом. Псих, что с него взять… Убежал он тогда со Свалки в направлении Припяти, и все вздохнули: если парень действительно виноват, так сам себе кару и выбрал… Если повезёт, шаманом станет…
Но не стал он шаманом. И спас он меня, хоть я ничего тогда и не помнил. Да я рассказывал.
А второй раз я увидел его, когда он, уже в белом комбезе, притащил пораненного кровососом Мегабайта…
Но Мегабайт тоже ничего не помнил и рассказать ничего не мог.
Глава седьмая
…Если и была кошкинская милиция поражена безумием, то было это безумие особого рода, в чём Печкин с Майором очень скоро и убедились.
Конечно, ждать на привокзальной лавочке они никого не стали, а пошли искать оплот здешних органов правопорядка.
Долго колотились они в закрытую дверь отдела внутренних дел. Располагался он в старинных торговых рядах – не добрались до города Кошкина ни иностранные инвесторы, ни столичные застройщики. Одни китайцы добрались со своими товарами, одинаковыми от Берлина до Мадагаскара. Китайцы и указали на искомое, а вывеска подтвердила.
Хорошо устроились кошкинские менты, не приходилось им далеко ходить за данью.
Наконец лязгнул засов, и на пороге нарисовался совершенно заспанный лейтенант. Видимо, дежурный.
– Хрюли надо? – зевнул он. – До поезда ещё… Долго ещё до поезда…
И то ли завыл, то ли зевнул. Майор сунул ему в нос удостоверение.
Никакого потрясения лейтенант не выказал, не представился, жестом пригласил войти внутрь и удалился за перегородку. Там он уселся за стол, украшенный искусственной ёлочкой, подложил под голову маленькую подушку-думку и обхватил голову руками, отгораживая её от внешнего мира с его бурями и треволнениями.
– Ничего себе, – сказал Печкин. – Хоть бы нахамил, что ли… А то как-то невежливо получается…
– Встать, – сказал Майор очень громко, изо всех сил сказал. Но не закричал, заметьте.
Лейтенант убрал одну руку, глянул на пришельцев мутным, но сардоническим глазом. Потом, видимо, узрел Черентая.
– Сам и оформляй, полкан, – сказал дежурный. – Не наш клиент. На железке своя ментовка.
– Начальник отдела, – сказал Майор. – Тоже спит.
– Нет, – сказал дежурный и оторвал голову от думки. – Он на поминках. Все на поминках гуляют. У Андроповны. Может, уже спят. Хрюли дёргаться? Все там будем…
– А кто умер? – сказал Печкин.
– Так Андроповна, – сказал лейтенант и закрыл глаза. Поражённый Майор даже не попытался тряхнуть дежурного за грудки. Он сказал только:
– Адрес Андроповны.
Дежурный посмотрел на посетителя с изумлением: как это можно, дослужившись аж до полковника, не знать таких элементарных вещей?
– Сразу за Домкультуры, – сказал он. – Там увидите.
– Ну пошли тогда, – сказал Печкин. – От этого толку не добиться. Видимо, он уже отсидел своё на поминках…
– А не пахнет, – сказал Майор и повернул Черентая к выходу.
Дверь за собой они не затворили сознательно и даже некоторое время постояли на крыльце в ожидании – поднимется ли дежурный, чтобы запереть, или уснёт не замкнувшись.
Но так и не дождались.
Печкину приходилось в своей журналистской практике попадать в самые разные места. Например, в деревеньки, где по случаю престольного праздника были пьяны все поголовно – от начальства до младенцев, где недоенные коровы обречённо мычали, но не могли заглушить звуки вечного застольного гимна – песни «Виновата ли я». Но Кошкин всё-таки числился городом…
С большим трудом удалось выяснить у китайцев, где находится Дом здешней культуры.
Здание сильно обветшало, и даже колонны у входа стояли сикось-накось, зато на полусгнившей доске объявлений красовался новенький постер фильма Ларса фон Триера «Босиком в голове».
– Надо сходить, – сказал Печкин. – А то я в Москве его так и не поймал…
– Не надо, – сказал Майор. – Ты мне на поминках. Нужен. Там вся ментура. В сборе. Вот и будем. Тактично расспрашивать.
В городе Кошкине запросто можно было бы снимать фильмы о бедной послевоенной жизни. Потому что за Домом культуры стоял самый обыкновенный барак. Из полуоткрытых, несмотря на зиму, окон доносилось довольно унылое пение. Правда, песня была другая – «Напилася я пьяна, не дойти мне до дому».
