Вроде бы создавались все условия для охоты за хабаром – на снегу видно все следы, все аномалии. Теперь они обозначивались дырами и проталинами там, где были «плеши» и «жарки». «Трамплины» непрерывно подбрасывали падающие хлопья, так что неподалёку возникала снежная гора, постепенно погребающая под собой гравитационную аномалию.
Зато и артефакты все лежали теперь под снегом!
Ничего, это до первого Выброса, говорили оптимисты. Но оказалось, что мороз энергию Выброса сильно снижает, так что снег, успевший растаять, тут же застывал, а наледь снова покрывалась снегом, и ходить было совершенно невозможно. И артефакты, которые вновь образовывались, были вморожены в лёд и присыпаны новыми сугробами.
Да и не больно-то погуляешь по Зоне в такой холод! Термо-бельё есть не у всех, тулуп сковывает движения, а бронетулуп и вообще немыслимое явление. Вот и оказались сталкеры как немцы под Москвой или наполеоновская Великая Армия при отступлении. Валенками не запаслись, а заказывать снегоходы было накладно, и привезут ведь их как раз тогда, когда надобность отпадёт…
Катать пимы умел только Топтыгин. Смастерил он себе и широкие деревянные лыжи, а подбить их было нечем: плешивая собачья шерсть не заменит оленьего камуса. Но всё-таки удавалось ему подстрелить и кабана – тем был мороз не страшен, и убивал их не холод, а голод.
И что интересно: за пределами Периметра, уже в Предзонье, зима была нормальная, умеренная, и Днипро вольно и плавно мчал сквозь леса и горы полные воды свои именно туда, куда велел ему писатель Гоголь.
Жизнь и деятельность в Зоне потеряли смысл.
Большой думал-думал – и обратился из своего московского офиса к вольным сталкерам с речью, которую транслировали во всех барах, вытащив из кладовых телевизоры.
– Господа сталкеры, – сказал он. – Сами видите, что получается. Надо разбегаться до весны, как делали викинги. У кого есть семьи – по домам извольте, а то дети растут как сорная трава. Если встретите на Материке кого из наших – объясните, что до весны возвращаться не надо. Кому некуда идти – я купил пансионат под Киевом, называется «Пролисок». Там ништяк, только мебель не ломайте. Снять всё со счетов вам не удастся, но по кредитке будете каждый месяц получать свой вэлфер. С голоду не помрёте. Потому что каждый зимний день приносит нам большой убыток, а банк и так потрепали. Но мы выстоим. Не такие зароды метали. У кого заначены артефакты, прошу сдать. И даже настаиваю. Они сейчас в хорошей цене и послужат нам всем большим подспорьем. Я вас, падлы, построил, цивилизовал, и я вам, козлам, не дам превратиться в прежний сброд. Я вас не пугаю, а предупреждаю: вход – рупь, выход – два! С оружейниками и другими технарями будет особый разговор в Предзонье, приеду лично…
Вот так и получилось, что в этот декабрьский вечер сидели в баре «Хардчо» только Матадор, Мыло, Киндер и Печкин, да ещё Батюшка.
Поп-расстрига переместился из-за своего стола поближе к конному дисплею и с тоской вглядывался в хлопья снега, вырывавшиеся из тьмы под луч прожектора на крыше.
– Сказано: аз есмь Мгла, – торжественно произнёс он. – Мгла егда на землю падёт и покроет ю, тогда вси звери от ловцов целы бывают, никто тех зверев ловити возможе… Мы и суть те звери. И таковых нас зверев постигают различные ловцы. Но дерзаем – имеем бо Мглу, покрывающую нас…
Он даже книгу свою настольную поменял. Теперь это было советское душеспасительное сочинение для юношества «Васёк Трубачёв и его товарищи»…
– Прибыль мне принесла война, как оружейному барону, – сказал Печкин. – Нажился на чужих смертях… Ехать мне в Москву, не ехать – так и не решил…
– Что так? – сказал Матадор.
– Меня издатель вызывает на презентацию, – сказал Печкин. – По случаю английского перевода. Но кто же презентацию устраивает перед Новым годом? А потом вообще две недели мертвые… Нет, опять возьмут меня за шкварник. Не доверяю я им. Там опасней, чем в Зоне… Улыбаться будут, когда меня поведут под белы руки: «Старик, ты же всё понимаешь, ничего личного, это государственное дело…»
– Колы державна рич – то гаплык, – сказал Мыло.
Скучно ему было, он сидел, уставившись на стойку, где кружилась, звеня, маленькая ёлочка.
Матадор тоже посмотрел туда и сказал:
– Ах да. Сегодня же сочельник. Месье Арчибальд, так ты у нас католик?
Месье Арчибальд откликнулся:
– Конечно. Франция – любимая дщерь католической церкви…
– Ну да, – сказал Матадор. – А Польша – Христос народов.
Мыло встал и прошёл на кухню – поваров теперь не было, все в отпуску.
– Всю горилку в борщ не лей! – наказал вслед ему бармен.
– А он-то что не едет? – сказал Печкин.
– Не пускают его в хату, – сказал Киндер.
– Кто?
– Жинка молодая да сын родной, – сказал маленький сталкер.
– Там такое дело, что царь Эдип отдыхает, – сказал Матадор. – Вот какие страсти кипят в простом народе! Это вам не гнилая интеллигенция…
– Я ему предлагал, – сказал Киндер. – Пройду вперёд, да и поучу сыночка, как положено уважать батьку. Но! Он же ради своего Богдасика…
– Более доброго и сердечного человека, чем Степан Олексович, – сказал Матадор, – я и на Материке не встречал. Потому и хожу с ним в связке столько лет… И руки тоже золотые…
– Вот на таких добрых воду и возят, – сказал Киндер. – Он и деньги им переводит, и всё прочее…
– Я тоже перевожу, – сказал Печкин. – Теперь вот племяннник пожелал в Британии учиться. У меня-то не было богатого дядюшки!
– Что семьи, – сказал Матадор. – Весь мировой хай-тек держится на Зоне. И в один злосчастный день изобретут они такое, что мы им больше не понадобимся. Наделают армию мистеров Снупи. И тогда сама Зона не сможет нас защитить.
– Да она и не будет, – сказал Печкин. – Хороший сюжет: возвращается сталкер домой, а там…
– Есть такая книжка! «Одиссея» называется, – сказал Матадор. – Гомер – всем рапсодам пример!
– Нет, – сказал журналист. – «Одиссея» будет следующей. Под названием «В поисках Белого Сталкера». Поэтому им и занимаюсь. Как, например, объяснить читателю, почему Белый всюду поспевает? Почему он спасаемого непременно вырубает? Только не надо мне про утопленника рассказывать… Да, и почему Топтыгина выбрал в связчики?
– Лет пять назад, – сказал Киндер, – покойный Паганель залез к Белому в рюкзак…
– Вот же козёл, – сказал Печкин. – Ворюга и есть ворюга. Сколь волка ни корми. Повесить его надо было…
– Паганель думал, что у него какой-то особый артефакт имеется, – продолжал седой сталкер. – А там только продукты, хорошая аптечка и старый офицерский планшет со старыми же картами. Все здешние места. Карты отличные, даже двухвёрстки есть. И из атласа автомобильных дорог страницы выдранные…
– Ну и вывод? – сказал Печкин.
