Конечно, можно было подстеречь Сквозняка и пырнуть ножом. Но
от одной только мысли о ноже, который входит в живую плоть, пусть ненавистную,
злодейскую, но живую, Володе становилось не по себе. Он не мясник на бойне. К
тому же у Сквозняка отличная реакция, он сильней и ловчее Володи. Неизвестно, в
кого первого вонзится нож. А умирать Володе тоже не хотелось. Он стремился
выполнить свою святую миссию не для того, чтобы красиво умереть, а для того,
чтобы спокойно жить дальше.
Взрывное устройство, оружие чистое, техническое и безопасное
для исполнителя приговора, в ситуации со Сквозняком никак не подходило.
Сквозняк, в отличие от прочих жертв Володиной справедливости, не ездил на
машине, ходил пешком и пользовался общественным транспортом. Взорвать Сквозняка
так, чтобы при этом никто больше не пострадал, пока не представлялось
возможным. А Володя не хотел, чтобы погибали невинные. Зло и только зло должно
быть наказано. А невинного необходимо защитить.
Наблюдая за развитием событий, Володя все больше приходил к
мысли, что блондинка по имени Вера нуждается в его защите, как никто другой.
Сквозняк, словно чувствуя близкую опасность, использовал эту женщину в качестве
живого щита. Получалось, что она – заложница бандита.
Поздним вечером они шли по пустому бульвару. Володя бесшумно
двигался за ними. В кармане его легкой куртки лежала маленькая ручная граната,
он сконструировал несколько видов таких гранат специально для Сквозняка. Но
никак не для маленькой круглолицей женщины, похожей на бабушку в молодости. Она
была рядом с бандитом, у нее сломался каблук, она ковыляла, опираясь на его
плечо, трогательно подпрыгивая на одной ножке, как ребенок. И, сама того не
зная, спасала убийцу от верной гибели.
Подобные ситуации возникали постоянно. Однажды вечером
Володя увидел, как Сквозняк идет через пустой двор. Но он опять был не один.
Рядом шел приятный, интеллигентный мужчина с бородкой. Он вовсе не заслуживал
смерти. Убивать его только потому, что рядом идет Сквозняк, жестоко и
несправедливо…
Володя все больше склонялся к мысли, что нет иного выхода,
кроме как поговорить с Верой, предостеречь ее. Она, конечно, не поверит сразу,
но он постарается убедить. Оттого, что эта чужая женщина напоминала ему
фотографии его молодой бабушки, Володе она уже казалась не совсем чужой. Он
понимал, что рискует, но признался себе: если с Верой, или с ее мамой, или с
девочкой Соней что-то случится, то он, Володя, будет чувствовать себя
виноватым. Кроме него, никто не знает, никто не подозревает о страшной
опасности, которая угрожает сразу трем ни в чем не повинным людям…
* * *
– Это безобразие кончится когда-нибудь или нет? Совесть есть
у вас?
Надежда Павловна стояла на пороге кухни в ночной рубашке и
грозно смотрела на Веру с Соней.
– Второй час ночи, а ребенок не спит! Быстро в постель! Обе!
Сию же минуту!
– Мамуль, мы сейчас ляжем, не волнуйся, – мягко сказала
Вера.
Только тут Надежда Павловна заметила, что дочь курит, стоя у
открытого окна.
– Ну мне что, выпороть тебя, что ли? Или коленками на горох
поставить? Я тебя как врач предупреждаю, это плохо кончится. У ребенка был
сегодня такой стресс, посмотри, она прозрачная совсем, одни глаза остались. А с
собой ты что творишь? Я тебя как врач предупреждаю, Вера.
Если мама предупреждала как врач, значит, действительно
сердилась всерьез. Но Вера и Соня не договорили. А разговор был очень важный.
– Надежда Павловна, мы правда сейчас ляжем, – Соня даже
слезла с кухонного диванчика, – вот, я уже иду чистить зубы. Честное слово.
– Да, мамуль. Я не буду больше курить. Мы сейчас ляжем. Ты
иди спать.
– Если через пять минут вы не будете в постели, я вас… Я не
знаю, что с вами сделаю! – Надежда Павловна еще раз грозно взглянула на обеих и
ушла к себе.
Она привыкла рано ложиться и рано вставать. Она очень
сердилась на дочь, но в начале второго ночи у нее не было сил на серьезные
воспитательные меры.
– Я думаю, ты должна встретиться с бывшим хозяином фирмы, –
горячо зашептала Соня, покосилась на дверь и вновь взобралась с ногами на
кухонный диван.
– А если он бандит? – грустно усмехнулась Вера.
– Ну мы же с тобой решили: история про обманутую и проданную
в рабство сестру – наглое, пошлое вранье. Даже я знаю, что в проститутки идут
по собственному желанию, еще конкурс проходят. И все это сказки – про бедных
несчастных девочек, которых хитростью заманивают в проститутки, а потом они
прямо погибают от горя и непосильного рабского труда. Это пахнет сериалами, ты
сама только что сказала. Ах, ах! Я умираю, я невинна! Меня погубили злодеи!
Милый братик, спаси меня! – Соня всплеснула руками и закатила глаза.
Получилось так выразительно, что Вера засмеялась.
– Ты зря смеешься, – нахмурилась Соня, – он бандит, этот
твой Федор. Он блатной, понимаешь? Я их за версту чую. Ты просто раньше с ними
не сталкивалась, а я каждый день наблюдаю.
– Сонечка, в жизни все значительно сложней. Представь себе
молоденькую девушку, почти ребенка, которая запуталась, соблазнилась быстрым
заработком и красивой заграничной жизнью. Даже если это был ее сознательный
выбор, все равно родному брату не хочется так думать. Его можно понять. Он ищет
виноватых, оправдывая сестру. И в общем, люди, которые занимаются таким вот
грязным бизнесом, действительно виноваты…
– Грязным бизнесом занимаются многие. Но голову на плечах
надо иметь. Нормальная девушка не купится на такое объявление: работа за
границей. Это ведь шито белыми нитками. Даже я знаю, – хмуро, совсем
по-взрослому сказала Соня.
– Ну хорошо, – вздохнула Вера, – давай мы оставим сестру в
покое. А если этот мальчик, Вадик, ошибся? Перепутал? В нашем дворе, в соседних
домах, есть еще два ирландских сеттера. Кто-то из них мог подобрать гадость на
помойке. Ты ведь знаешь, у Моти тоже бывает. В нем просыпается охотник, он ни
за что не хочет отдавать добычу, и домой его не затащишь. Твой Вадик наблюдал с
дерева, как хозяин пытался увести заупрямившегося пса домой. Пес был Мотиной
породы, а хозяин издали напоминал Федора.
– А почему тогда Мотя так его боится? Хвост поджимает,
дрожит. Очень много всего совпадает, – покачала головой Соня, – слишком много.
И ты изо всех сил пытаешься своего драгоценного Федора оправдать. Ты зря это
делаешь. Он блатной, точно тебе говорю, блатной.
– Однако ничего конкретного, кроме Мотиного поджатого
хвоста, пока нет, улыбнулась Вера. – Ведь ты не уверена, что на той фотографии
в милиции был именно Федор? Ты не можешь точно сказать: да, это он.
– Нет, – Соня даже кулачком по коленке стукнула от досады, –
в том-то и дело, что нет. Очень похож. Понимаешь, если бы до этого я не узнала,
что он увел Мотю насильно, я, наверное, вообще на фотографию никакого внимания
не обратила.
