Дембель был в мае. В Воронеже Володя купил маме и бабушке по
пуховому платку, папе – красивые кварцевые часы, позвонил с центрального
телеграфа домой. Бабушка разохалась, стала плакать, сказала, что все здоровы, мама
с папой на работе, дома все хорошо.
Поезд прибывал в Москву в субботу вечером.
Сердце радостно колотилось, когда он входил в родной
подъезд. От волнения он не дождался лифта, молнией влетел на седьмой этаж. За
дверью было тихо. Он долго давил кнопку звонка, слышал, как мелодичное
треньканье разливается по квартире. Никто не открывал. Английский замок
оказался запертым, а ключа у Володи не было. Он сбежал вниз по лестнице,
выскочил во двор, взглянул на окна. В двух комнатах горел свет. Он опять поднялся
на свой седьмой этаж и позвонил в дверь к соседям.
Соседка едва узнала Володю, вспомнила, что видела его маму в
пятницу утром, ехала вместе с ней в лифте.
– Ты не волнуйся, может, бабушка день перепутала и они ушли
в гости? А свет погасить забыли.
Но это было исключено. Бабушка, хоть и старенькая, потерей
памяти не страдала, к тому же имела привычку всякую важную информацию
записывать в специальный блокнот, который висел на шнурке в коридоре у
телефона. А какая информация может быть важнее, чем возвращение любимого внука
из армии после полутора лет разлуки?
Володя позвонил от соседки в милицию. Ему дали телефон
районного отделения, пришлось долго объяснять дежурному, что его родные в этот
вечер никуда уйти из дома не могли. Наконец приехал наряд. Володя настоял,
чтобы взломали дверь…
Папа и мама сидели, примотанные к стульям широкими полосами
скотча. Рты их были заклеены тем же серым блестящим скотчем. Вокруг было много
крови. Тела оказались уже холодными.
Бабушка лежала на кровати в ночной рубашке. Она не была
связана. Ее просто придушили подушкой. А маме и папе перерезали горло.
В квартире все было перевернуто, Володя долго не мог
сообразить, что из вещей пропало. Он вообще плохо соображал. Ему стало
казаться, что это кошмарный сон, что он все еще едет в плацкартном вагоне из
Воронежа, спит на верхней полке и ему привиделся этот запредельный ужас. Стоит
только проснуться – и он услышит мерный стук колес, увидит далекие огни за
темным окошком. Ведь еще вчера днем он разговаривал с бабушкой по телефону.
Судмедэксперт сказал, что смерть всех троих наступила
прошлой ночью. Позже выяснилось, что из дома вынесли все, представлявшее хоть
какую-нибудь ценность, – цветной телевизор «Садко», две хрустальные вазы,
дюжину серебряных ложек, старинные золотые часы-луковку, которые бабушка
прятала под бельем в нижнем ящике комода. С бабушки сняли золотой нательный
крестик. У мамы из ушей вырвали серьги с сапфирами. И еще пропал перстенек,
который мама носила в юности.
С возрастом ее пальцы стали полнее, перстенек не налезал. Он
был очень красивый, но никакой ценности не представлял. Желтый металл точно
имитировал золото, светлое, высокой пробы, но на самом деле являлся каким-то
дешевым сплавом. Камень глубокого зеленого цвета совершенно не отличался от настоящего
изумруда. Но это было обычное стекло.
Володя не знал, сколько могло быть в доме денег. Семья не
бедствовала, но и особенным достатком не отличалась. Не оказалось ни одной,
даже мелкой купюры.
На кухне, на столе у плиты, стояла кастрюля с перебродившим
дрожжевым тестом. Тесто толстой массой перевалилось через края, заляпало чистую
пластиковую поверхность стола. Почему-то именно это стало для Володи последней
каплей. Он представил, как бабушка накануне поставила тесто, хотела напечь
пирожков, его любимых, с яйцом и капустой.
Голова закружилась, в глазах потемнело. Он потерял сознание.
Потом две недели он провел в больнице, в неврологическом
отделении. К нему ходили оперативники, следователь из прокуратуры.
Похоронив на Долгопрудненском кладбище три урны, Володя
обменял родную трехкомнатную квартиру в центре, на Миусах, на однокомнатную в
другом конце города. На оставшиеся от обмена деньги купил подержанный, но
добротный «Москвич». Устроился работать обходчиком в метро.
Работа была сменная, ночная. Ему хватало пяти часов сна.
Свободного времени оставалось много. Он проводил его, толкаясь на барахолках, в
антикварных магазинах с ювелирными отделами. Сидел в пивных барах и ресторанах,
в которых, по его представлениям, должны были собираться темные личности,
уголовники и те, кто скупает краденое.
Внешность Володя имел самую неприметную: маленький, всего
сто шестьдесят сантиметров, узкоплечий, худой, со светло-голубыми глазами и
прямыми жидковатыми волосами неопределенного пепельно-русого цвета, он был в
толпе почти невидимкой. Взгляды всегда скользили мимо.
Прислушиваясь к обрывкам разговоров во всяких сомнительных
злачных местах, приглядываясь к теням городской криминальной жизни, Володя
пытался узнать что-нибудь о банде квартирных грабителей, убивших его семью. Он
не верил, что оперативники поймают убийц. Он не признавался самому себе, что
пытается сам их искать, не ставил перед собой таких определенных и, в общем,
безумных целей. Просто ему надо было что-то делать с той болью, которая не
давала дышать.
О страшной банде писали газеты, мелькнуло несколько сюжетов
по телевизору. Но реальных следов не было. Волна зверских грабежей прошла по
Москве и Московской области быстро и практически бесследно. Бандиты не
оставляли свидетелей. Все, кого они грабили, были мертвы, включая детей и
стариков.
Выбирали подъезды без домофонов, без кодовых замков. В
квартиры обычно проникали глубокой ночью, под утро, в три-четыре часа, когда
особенно крепок сон. Предпочитали квартиры, у которых нет стальных дверей и
хитрых замков. Пользовались отмычками либо стандартными ключами. Вероятно,
действовали они по принципу, что в любом доме можно чем-нибудь поживиться.
Обязательно найдется кое-какое золотишко, деньги в чулке, столовое серебро, а
уж телевизоры и магнитофоны есть везде.
Выносили они все, что можно было вынести, брали парфюмерные
флаконы, дорогую косметику, качественные продукты. Хозяев они обычно
приматывали к стульям широким скотчем, пытали, требуя сообщить, где спрятаны
ценности. Потом убивали либо ударом ножа в сердце, либо перерезали горло. Детей
и стариков просто душили подушками. Огнестрельным оружием не пользовались.
Никаких отпечатков пальцев не оставляли. Соседи практически никогда ничего не
слышали. Грабители умели действовать очень быстро и бесшумно. Эксперты
полагали, что в банде действует не меньше четырех человек.
Всего за шесть месяцев, с января по май 1994 года, было
ограблено девять квартир в Москве и пять частных домов в Московской области.
Убито двадцать семь человек, из них трое детей от четырех до четырнадцати лет.
Володины родные оказались тремя последними жертвами.
Серийные грабежи, отличавшиеся одинаковым почерком, прекратились. Судя по
всему, банда либо распалась, либо сменила сферу деятельности, вышла на некий
другой уровень. Но ни один из ее членов пока не был арестован.
