Книга Царь Борис, прозваньем Годунов, страница 79. Автор книги Генрих Эрлих

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Царь Борис, прозваньем Годунов»

Cтраница 79

А куда патриарх смотрел? Иов, конечно, пастырь многомудрый и сладкоречивый, но в делах практических сущий младенец, хуже меня, право, много хуже.

Так и получилось, что похороны, состоявшиеся на следующий день по кончине, вышли совсем не благолепными, а временами так и вовсе неприличными. Что уж говорить, если дьяконы несколько раз в службе сбивались от разговоров громких. Вся скорбь, казалось, осталась за стенами храма, там плакал народ о царе милосердном, двор же царский, собравшийся в храме Михаила Архангела, не пролил ни слезинки. И пример всем подавал Борис, который даже во время панихиды ухитрялся отдавать какие-то приказания. Подвигнуть всех к скорби пытался патриарх Иов, который по обыкновению своему сказал проникновенную речь: «Слез настоящее время, а не словес, плача, а не речи, молитвы, а не бесед». Иов славил добродетели Федора, именуя его ангелом кротости и отцом чадолюбивым, но главное чадушко слова эти как бы и не слышало, а дворовые — те уже были всеми мыслями в царствований новом.

* * *

Сколько их было в жизни моей — бдений у трона опустевшего! Лишь после смерти царя Федора такого бдения не было, потому что не было трона опустевшего. Раньше на нем двое теснилось, теперь же Борис один вольготно развалился. Дело с наследованием престола было кристально ясным, тут даже и духовной не требовалось, потому-то двор царский и смотрел с такой уверенностью в будущее, да и я, признаюсь, немного расслабился, в результате же чуть головы не лишился. Но обо всем по порядку.

Из рассказа моего у вас, боюсь, сложилось неверное впечатление о Борисе, как о каком-то выродке, тщеславном, расчетливом и холодном. Нет-нет, что вы! Борис имел душу чистую и намерения самые благородные, был он воистину самым прекрасным побегом на их ветви рода нашего. Быть может, ему чуть-чуть не хватало благочестия и образования, сказывалось отсутствие моей направляющей руки, но он восполнял это неизменным уважением к церкви и неустанными заботами об образовании народном. Что же до отношений с отцом, то здесь все объясняется некоторой нечуткостью душевной, которая, впрочем, свойственна почти всем молодым людям. Но что Борис недодал отцу, то он сторицей воздавал матери — не было, наверно, на всем свете более любящего и уважительного сына. Он совершенно искренне считал, что мать и впредь будет находиться рядом с ним, помогая своими советами и согревая своей любовью. Но Арина рассудила иначе. Страдая от утраты невосполнимой и от чувства своей вины, она на девятый день по кончине Федора объявила о своем намерении принять постриг. Желание самое естественное и освященное обычаем, один лишь Борис его не понимал. До самых сороковин он, презрев дела, сидел у ног матери в монастыре Новодевичьем и уговаривал ее переменить решение, как будто в ее власти было скинуть уже надетое одеяние монашеское.

Но вот кончился траур по царю Федору, и держава в лице патриарха Иова призвала Бориса вернуться к делам. Его ждал собор Земский, который в соответствии с обычаем должен был провозгласить Бориса царем. Тут-то и грянул гром: некий шутник злокозненный, никто и не разглядел его, выкрикнул на соборе мое имя. Я поначалу онемел от изумления, неожиданности и страха, потом же заговорил жарко и немного бессвязно, что я ни сном ни духом, никогда и не мечтал, не по мне ноша сия, и не упрашивайте, и все такое в том же роде. Я потом сколько раз это и Борису повторял, он мне в конце концов поверил, но затаил обиду. Я в этом нисколько не сомневался.

Собор отказ мой добровольный и искренний принял и единодушно избрал Бориса царем. Патриарх Иов, стремясь сгладить это маленькое недоразумение, даже предложил провозгласить сей день Борисова воцарения праздником на все времена, как начало нового века золотого. Что ж, проголосовали единодушно и за это. К сожалению, этим дело не кончилось. Некие люди смущали чернь словесами, что царю святому, державу молитвами своими оборонявшему, должен наследовать такой же святой — это, значит, опять про меня. Чернь, равно любившая и Федора, и меня, волновалась и никак не хотела ликовать по поводу избрания Бориса. Тот в досаде вновь удалился в монастырь Новодевичий да еще приказал окружить его многотысячным нарядом стрелецким, дабы не слышать криков возмущенных.

О бунте, конечно, и речи не было, все быстро успокоилось и забылось. Но Борис почему-то хотел, чтобы все свершилось непременно так, как он представлял себе в грезах своих. Поэтому по весне собрал он новый собор Земский, еще более представительный, и собор этот во второй раз, столь же единодушно, провозгласил его царем, и народ ликовал, как положено, и, уверяю вас, совершенно искренне.

Долго меня еще волновало, кто же мне такую свинью подложил. Подозрения у меня были, и по прошествии лет я задал Федьке Романову вопрос прямой.

— Ну я! — ответил тот с бесстыдной откровенностью. — Очень зол я был на тебя, дядюшка, после исчезновения Димитрия. Ничего я доподлинно не знал, но чувствовал, что без тебя это дело не обошлось. Да и Борис уж больно возгордился, хотелось ему торжество подпортить. Ты меня, дядюшка, прости и зла на меня не держи — обошлось же!

Обошлось! Да я сколько месяцев после этого спать спокойно не мог! Конечно, Бориса ни в каком злодейском умысле я не подозревал, но опыт исторический подсказывал мне, что незадачливые претенденты на престол всегда и везде недолго живут. Все-то с ними происходят всякие досадные происшествия, то грибков порченых поедят, то лошадь вдруг понесет и непременно в чащу глухую, то стража почему-то запамятует, что узника надо хотя бы изредка кормить, в общем, конец один и безрадостный.

* * *

Сколько лет ждал с вожделением Борис венчания на царство, а как дошло до него, так сам и откладывал со дня на день, несмотря на просьбы и даже призывы требовательные патриарха и бояр. Мне кажется иногда, что и тот знаменитый сбор военный Борис устроил только для того, чтобы как-то время протянуть. Хотя у него могли быть и другие соображения, хотел он явить себя державе и миру во всем блеске и могуществе и показать всем, что на смену царствованию кроткому пришло царствование новое, сильное. С другой стороны, что мешало ему являть силу свою после венчания? Так даже еще убедительнее вышло бы.

Как бы то ни было, в конце весны царь Борис объявил сбор всеобщий, назначив главному стану быть в Серпухове, правой руке в Алексине, левой в Кашире, передовому полку стоять в Калуге, а сторожевому в Коломне. Никто не поленился откликнуться на призыв царский, все явились в места назначенные на лучших конях, в лучших доспехах, со всеми слугами, для ратного дела годными. Все стремились изъявить преданность новому государю, надеясь в глубине души, что их усердие не останется незамеченным, что государь остановит на них взгляд милостивый и чем-нибудь да пожалует. Тем более что Борис объявил на время сбора службу без мест — это ли не возможность выдвинуться!

Съехалось полмиллиона человек, это, конечно, без холопов боевых и посохи. Сразу и не вспомнишь, когда последний раз такая рать на Руси собиралась. Одна незадача — двинуть ее было некуда. Сам же Борис немало стараний приложил, чтобы на границах державы нашей царили тишина и спокойствие. Не нарушать же ради потехи мир вечный и не топтать же поля ни в чем не повинного союзника. Так и простояло войско шесть недель на месте, а лучше сказать, просидело, потому что пировали беспрерывно. Лишь один человек трудился тяжко во все эти дни — царь Борис. Ведь ему надо было все станы посетить, каждому ратнику сказать слово приветливое, расспросить, у кого какая нужда имеется. Лишь одно событие отвлекло ненадолго царя Бориса от сих трудов — прибытие послов хана крымского, направлявшихся в Москву с поздравлениями и с подарками дорогими в связи с восшествием Бориса на престол. Очень удачно все получилось, посол крымский так и не пришел полностью в себя от потрясения, повторял беспрестанно, что хан Казы-Гирей желает продолжения вечного союза с державой Русской, заключенного в правление царя Федора, что будет он в полной воле царя Бориса и готов по первому призыву идти со всей ордой своей на врагов Москвы. Царь Борис посмеялся снисходительно над этими изъявлениями покорности, отдарил хана вдесятеро, не забыв и о послах, и отослал их обратно, чтобы разнесли они по миру весть о великой силе царя русского.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация