Это финиш. Пытаясь его отсрочить, выхватил второй кинжал. Наверно, поляки смеялись – двумя кинжалами карабеллу не остановить даже в теории.
Что-то ударило в голову. Мне швырнули саблю! Сокульский яростно завопил про нарушение правил, а в меня словно вселился бес – я почувствовал призрачный шанс вывернуться. «Лишний» кинжал, брошенный с трех шагов, впился в икру поляка, пробив сапог.
Схватив саблю окровавленной правой, я выкрутился в сторону за неуловимый миг до того, как клинок Сокульского врезался в землю ровно там, где только что находился мой нос.
Взвывая от боли в ноге, он снова и снова атаковал. Беспредельно быстрый темп взвинтился еще больше! Но его нападки утратили виртуозность, так ошеломившую меня в начале дуэли, отбивать их стало легче. Все удары прямолинейные, рубящие – сверху вниз или наискось.
При каждом шаге Сокульского слышно было хлюпанье крови в его сапоге. Он терял силы на глазах. Энергичные удары сменились попытками сделать колющий выпад. Моя рука тоже кровила, но неизмеримо меньше, кинжал явно задел у соперника крупную вену.
Он провалился в банальном кварте, позволив пырнуть его в правое предплечье. Сабля Сокульского упала на траву, он замер безоружным, опираясь на здоровую ногу.
– Вы ранены. Без сабли. Я тоже ранен в руку, поэтому предлагаю прекратить поединок и вражду. Мне не нужна ваша жизнь и не нужны извинения за попытку подло убить меня в Люблине.
Поляк шагнул вперед, едва не нанизываясь грудью на острие моей сабли.
– Ты назвал шляхту быдлом, сучонок.
– Имея в виду только вас, пан Сокульский, и некоторых вам подобных. Извинений не принесу и руку вам не пожму, но обязуюсь сдерживаться в выражениях, не оскорбляя польскую знать, достойную всяческого уважения.
Наверно, я слишком слабо изучил психологию паньства. Прими Сокульский мои условия сохранения его бренного существования, он умер бы в глазах себе подобных…
– Ты сравнил шляхту с бродячими псами… Мошенничал за карточным столом и здесь, на глазах десятков благородных людей, тоже мошенничал, бесчестно получив оружие, – он кашлянул, схватился за раненую руку, но нашел силы продолжить: – Стало быть, я тоже имею право взять саблю!
Не обращая внимания на мой клинок, Сокульский нагнулся, чтобы подхватить оружие левой рукой и сделать последний, самый отчаянный замах…
Чисто на рефлексах я отразил удар, обезоруживая противника вышибкой, и ударил с оттяжкой над воротником сорочки. Поляк остановил на мне ненавидящий и одновременно какой-то изумленный взгляд, потом голова мягко скатилась с плеч. Таким же ударом его брат обезглавил моего слугу.
Неожиданно в ночном лесу потемнело еще больше. Погасли костры? Я провалился в черную бездну, будто это моя голова, отрубленная саблей, превратилась в футбольный мяч.
* * *
Дисплей компьютера, соединенного с энцефалографом, взорвался новой порцией колебаний. Высокопоставленный посетитель со смуглой кожей уроженца Северной Африки уставился на экран, пытаясь хоть что-нибудь разобрать в мешанине графиков.
– Доктор Пери! Это нормальное состояние пациента?
– Пардон, месье, в этом не вписывающимся ни в какие рамки случае я не могу вообще говорить о норме.
– Поясните!
Элегантный врач лет тридцати пяти, спортивно выглядевший в туго подпоясанном голубом халате, по случаю августовской теплоты – на голое тело, опустил руку на плечо мужчины, лежащего на больничной койке. Опутанный проводами аппаратуры, тот вытянулся на спине. Посетитель обратил внимание на ремни, прижавшие руки к кровати, другая пара ремешков охватила лодыжки.
– Пациент третий год в коме. Но его мозговая активность – совершенно как у здорового, бодрствующего человека. Точнее говоря, периоды пассивности, характерные для сонного состояния, продолжаются в среднем часов семь-восемь в сутки. Остальное время – судите сами. Позволю себе вообразить, он в данный момент не спит!
– Кулаки сжимаются, – задумчиво добавил визитер.
– Да, моторика у него активная. Наверно, переживает видения – как бегает, дерется, занимается любовью…
– Русские справляются о нем?
– Регулярно. Мы их информируем о состоянии атташе. Как вы велели, категорически запрещаем транспортировку в Москву.
– Правильно. Появились какие-то гипотезы?
– Только одна… Больше из области фантастики. Ее выдвинул мой ассистент.
– Говорите. Как бы дико ни звучала эта гипотеза.
– Он утверждает, что ни один мозг не в состоянии смоделировать целый мир – в красках, в объеме, в поступках бесчисленного количества людей. Поэтому энцефалограмма обычного спящего, даже в активной фазе сна, когда он видит сновидения, свидетельствует об умеренной мозговой деятельности. Мир сновидений крайне примитивен, это очевидно, если хорошо запомнить сон и наутро разложить приснившееся по полочкам, – врач вздохнул. Он, наверно, сожалел о романтических ночных грезах юности. – То же самое касается разума коматозного больного.
– И что?
– Представьте мозг как биологический компьютер. Чтобы он работал с полной мощностью, ему необходим огромный объем информации, зрительных, слуховых, тактильных ощущений. Запахи и вкус тоже не лишние. Судя по активности этих долей мозга, – гелиевая ручка вместо указки описала кружок у схемы на боковом мониторе, где лихорадочно менялись цифры над контурным изображением полушарий, – наш пациент не лишен и вербальной информации, то есть слышит слова или читает текст… Нет, именно слышит и отвечает собеседнику, потому что вот – взгляните сюда, активировался речевой центр.
– Он здесь что-то говорит вслух?
– Невнятно. Однажды я разобрал… какое-то польское женское имя.
– Не важно, все славянские имена похожи. Вы отвлеклись, в чем состоит фантастическая гипотеза?
– Ассистент утверждает, что разум пациента обитает не в созданном воображением, а в ином, абсолютно реальном мире, существующем вне сознания нашего субъекта, там имеется достаточный объем сенсорных раздражителей. Более того, мозг управляет полноценным телом! Человека, киборга или кентавра – мы можем только предполагать, – доктор попытался перевести все в шутку, но не нашел поддержки у собеседника.
– Начитался глупостей… В общем, доктор Пери, рабочей гипотезы нет. А какой метод вы предлагаете?
– То же, что и раньше – электрошоковую терапию. Вы больше не будете чинить препятствий? Надеюсь, пациент очнется.
Мощный разряд электричества привел к обратному результату. Мужчина выгнулся дугой, натянув до предела привязные ремни, и бессильно обвалился на кровать. Графики энцефалограмм мигом успокоились.
– Он придет в сознание?
– Надеюсь, – доктор пожал плечами. – Сейчас его состояние скорее напоминает обморок. Очнуться от обморока проще, чем выйти из комы.
