Когда на русском шлюпе услышали выстрелы и крики, корабль снялся с якоря и подошел ближе к берегу. Ворота японской крепостицы затворились, и из нее началась пушечная пальба. Оставшийся после В. Головнина старшим на «Диане» лейтенант П.И. Рикорд попытался силой оружия освободить своих товарищей, неожиданно ставших пленниками самурайского военачальника. Однако предпринятая им бомбардировка с моря должного успеха не имела, хотя после 170-го выстрела с «Дианы» пушки японцев замолчали. Шлюпу пришлось уйти через штормовое море в порт Охотск на зимовку.
Капитан-лейтенант Головнин со спутниками был доставлен на остров Хоккайдо, в город Хакодате. С пленными обращались довольно хорошо, но постоянно шли допросы, больше напоминавшие расспросы. У японцев была бумага, подписанная «Российского флота лейтенантом Хвостовым». Документ был выдан командиром «Юноны» старшине одного сахалинского селения как письменное свидетельство принятия его в российское подданство.
Такой шаг русского военного моряка беспокоил японскую сторону больше всего, и они старались на допросах выяснить суть дела.
После первых допросов и 50-дневного пребывания в японской тюрьме пленников отправили в «губернский» город Мацмай (город Фукуяма, на крайнем юго-западе острова Хоккайдо). Здесь пленников заперли в клетках. Сперва их допрашивал губернатор Аррао Тадзимано Кано. Затем началось знакомство с «сыщиком центрального правительства» Мамия Ринзоо, специально присланным в Мацмай сегуном, фактическим правителем Страны восходящего солнца.
Мамия Рензоо, математик и лесовод, считался у японцев открывателем острова Карафуто (Сахалина). В ходе допросов он утверждал, что «японцы имеют основательную причину подозревать русских в дурных против них намерениях и что голландцы, сообщившие им о разных замыслах европейских дворов, не ошибаются». Но все выглядело гораздо проще: голландцы, монополизировавшие торговлю с Японией, не желали иметь конкурентов.
Головнин со своими спутниками задумал совершить дерзкий побег из плена. На него согласились все, кроме мичмана Мура, изучившего к тому времени довольно сносно японский язык и заявившего о своем желании остаться в Японии переводчиком. Штурман А.И. Хлебников из стальных игл, клочка медного листа и нескольких бумажных листов, склеенных рисовым отваром, смастерил компас. Побег был совершен через подкоп под стену тюрьмы. К берегу моря шли по ночам, днем прятались в зарослях бамбука, среди камней. Однако на берегу беглецы были схвачены и вновь оказались в японской тюрьме…
Тем временем лейтенант П.И. Рикорд не останавливается в своих попытках освободить из плена участников географической экспедиции. Он совершает две экспедиции — к острову Кунашир в 1812 году и к острову Иезо (Хоккайдо) — в следующем. Теперь он командовал двумя военными кораблями — шлюпом «Диана» и бригом «Зотик». Вблизи кунаширских берегов Рикорд захватил несколько японских судов. Экипажи русских кораблей готовятся к десанту и штурму той крепостицы, где был вероломно захвачен Головнин со своими спутниками.
Вскоре Рикорду удалось захватить крупное торговое судно, и от его судовладельца и капитана Такатай-Кахи было получено известие о том; что Головнин и его спутники живы и находятся на Хоккайдо.
В октябре 1813 года настойчивому Рикорду наконец удается вызволить Головнина со спутниками из японского плена. Будущий начальник Камчатской области, академик Санкт-Петербургской академии наук и адмирал П.И. Рикорд описал плавание к Курилам и японским берегам в мемуарах «Записки флота капитана Рикорда о плавании его к Японским островам в 1812 и 1813 гг. и сношениях с японцами».
В своих записках Рикорд описал торжественную церемонию передачи ему японской стороной русских пленников. Особенно его поразила церемониальная вежливость японских официальных лиц:
«…На другой день состоялась прощальная аудиенция. Губернатор поднял над головой плотный лист бумаги, испещренный иероглифами, торжественно объявил: „Это повеление правительства“. Документ извещал, что отныне и навсегда поступки лейтенанта Хвостова признаются «своеволием», а не действиями, согласованными с Петербургом, а посему и прекращается пленение капитана «Дианы».
Затем была прочитана другая бумага. Уже не правительственная, а губернаторская. Теске (переводчик. — А.Ш.) тут же перевел ее. Она гласила:
«С третьего года вы находитесь в пограничном японском месте и в чужом климате, но теперь благополучно возвращаетесь; это мне очень приятно. Вы, г. Головнин, как старший из своих товарищей, имели более заботы, чем и достигли своего радостного предмета, что мне также весьма приятно. Вы законы земли нашей несколько познали, кои запрещают торговлю с иностранцами и повелевают чужие суда удалять от берегов наших пальбою, и потому, по возвращении в ваше отечество, о сем постановлении нашем объявите. В нашей земле желали бы сделать всевозможные учтивости, но, не зная обыкновений ваших, могли бы сделать совсем противное, ибо в каждой земле есть свои обыкновения, много между собою разнящиеся, но прямо добрые дела везде таковыми считаются, о чем также у себя объявите. Желаю вам благополучного пути».
Приближенные правителя Мацмая, со своей стороны, тоже преподнесли освобожденному капитан-лейтенанту Головнину схожую с губернаторской грамоту. В ней, среди прочего, с изысканной японской вежливостью говорилось:
«Время отбытия вашего уже пришло, но, по долговременному вашему здесь пребыванию, мы к вам привыкли и расстаться нам с вами жалко. Берегите себя в пути, о чем и мы молим бога».
В конце прощальной церемонии стороны обменялись подарками. Японцы преподнесли русским морякам ящики с лакированной посудой, мешки с пшеном, бочонки саке, свежую и соленую рыбу. От Головнина и Рикорда в дар японской стороне — атлас Крузенштерна и Лаперуза, портреты русских полководцев, героев только недавно закончившейся Отечественной войны 1812 года М.И. Голенищева-Кутузова и П.И. Багратиона. Портреты были приняты японцами с особой благодарностью.
Два года, два месяца и 26 дней, находились в плену русские моряки. 7 октября 1813 года капитан-лейтенант В.М. Головнин вновь вступил на палубу шлюпа «Диана», который поднял паруса и оставил прибрежные воды японского острова Хоккайдо. Рикорд принял бразды камчатского правления, а Головнин через всю Сибирь из Охотска направился в российскую столицу, где встречен был с большим почетом.
Мичман Мур, решивший «предаться» из российского подданства в японское, так и не дождался такого решения японских властей. Те не захотели взять его к себе на службу, ибо предавший раз, предаст не однажды. Мур был вынужден возвратиться в Россию, где был встречен с позором, и оттого он вскоре покончил жизнь самоубийством. Надпись на его надгробии гласила:
«В Японии оставил его провождавший на пути сей жизни ангел хранитель. Отчаяние ввергло его в жестокие заблуждения. Жестокое раскаяние их загладило, а смерть успокоила несчастного. Чувствительное сердце! Почтите память его слезою…»
Именем вице-адмирала В.М. Головнина, талантливого русского исследователя Дальнего Востока и мореплавателя, впоследствии будут названы один из проливов между Курильскими островами, бухта залива Нортон-Саунд на Аляске (в Русской Америке) и действующий вулкан на острове Кунашир. Будущий вице-адмирал, член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук и генерал-интендант русского флота Головнин не забыл о своих товарищах по японскому плену. Современник тех событий писал:
