На следующий день, 3 августа, 40-я стрелковая дивизия, не добившись успеха, стала выходить из боя. Ее отход на исходные позиции происходил под сильным огнем японцев. Лишь к 15 часам дня батальоны дивизии вышли в назначенные им районы сосредоточения.
В месте расположения отошедшей от высот стрелковой дивизии уже вовсю «действовал» начальник Главного политического управления РККА, он же заместитель наркома обороны Л. Мехлис. Полновластный сталинский эмиссар вмешивался в приказы командующего Дальневосточным фронтом, отдавая собственные распоряжения. А главное — Мехлис на скорую руку творил суд и расправу. Одна из его телеграмм в Москву гласила:
«Из Посьета, 3 августа.
Москва. Наркому обороны Ворошилову.
Приказал отдать под суд трех лейтенантов и политрука, а не командира 40-й стрелковой дивизии. Телеграф безобразно перепутал… Вопрос о командире 40-й СД не решил, тем более обстановка боя. Я приказал лишь арестовать и судить четырех подлецов артиллеристов по Вашей директиве. Армейский трибунал будет судить в полевом порядке.
Мехлис».
Чтобы понять «весомость» сталинских репрессий в хасанских событиях, можно сослаться на воспоминания о 30-х годах участника тех боев на границе в Приморье бывшего красноармейца С. Шаронова:
«До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937—1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии обезглавили полностью: арестовали комдива Васенцева, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку — та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забирали, потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными да деревянными ? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал:
«Вам гранату метнуть, а для государства в корову это обойдется». Он задумывался и добавлял: «Да… еще повоюете…»
Тот же Мехлис еще 31 июня сообщил в Москву: «…в районе боев нужен настоящий диктатор, которому все было подчинено». «Засветившийся» Маршал Советского Союза В.К. Блюхер для этой цели уже не подходил: судьба прославленного красного полководца Гражданской войны была предрешена.
Свидетельство тому все тот же приказ народного комиссара обороны маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года:
«Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями… т. Блюхер не меняет своей, пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с. г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание — я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля».
3 августа нарком обороны Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов принимает решение возложить руководство боевыми действиями в районе озера Хасан на начальника штаба Дальневосточного фронта комкора Г.М. Штерна, назначив его по совместительству командиром 39-го стрелкового корпуса. Таким образом командующий фронтом маршал В.К. Блюхер фактически отстраняется от непосредственного руководства боевыми действиями на государственной границе.
В состав 39-го стрелкового корпуса входили 32, 40 и 39-я стрелковые дивизии и 2-я механизированная бригада, а также части корпусного усиления. Одновременно в боевую готовность приводилась вся 1-я общевойсковая армия, оборонявшая Приморье.
Возможность прекратить военный конфликт у озера Хасан мирными переговорами еще была. В Токио быстро поняли, что победный бой местного значения за две приграничные сопки может вылиться в гораздо более широкую вооруженную конфронтацию. Но главные силы императорской армии находились в то время не в Маньчжоу-Го, а вели военные действия против чанкайшистского Китая. Поэтому было принято решение локализовать пограничный вооруженный конфликт на выгодных для себя условиях.
4 августа японский посол в Москве Сигэмицу заявил советскому народному комиссару иностранных дел Литвинову о готовности правительства Японии приступить к переговорам по урегулированию пограничного конфликта. Посол Сигэмицу знал, что его империя вполне могла с позиции силы раздувать костер большой войны.
Советское правительство выразило готовность к таким переговорам, но при обязательном условии — японские войска должны быть выведены с захваченной пограничной территории. Нарком иностранных дел Литвинов заявил японскому послу:
«Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная…»
Токио, уверенный в своих силах, с такими условиями советской стороны не согласился. Ее московский посол Сигэмицу предлагал вернуться к границе до 11 июля — то есть до появления пресловутых окопов на вершине Заозерной. Однако такое предложение японской стороны запоздало по одной весомой причине. ТАСС уже передало официальное сообщение о том, что японские войска захватили советскую территорию «на глубину в 4 километра». Однако в действительности такой «глубины захвата» просто не было. По всей Советской стране шли многолюдные митинги протеста, участники которых требовали обуздать зарвавшегося агрессора.
«…Мы просим наше правительство, — заявил многотысячный коллектив Московского автозавода, носящий ныне имя его первого директора И.А. Лихачева, — не оставить провокацию японской военщины без последствий. Пусть фашисты испытают на своей шкуре силу и могущество нашей Родины, пусть узнают крепость и морально-политическое единство советского народа».
Из Ярославской области на стол народного комиссара обороны СССР маршала К.Е. Ворошилова легло письмо (одно из многих подобных). В нем говорилось:
«Мы, комсомольцы и несоюзная молодежь села Стрелы Ростовского района Ярославской области, прочитав на собрании сообщение о новом провокационном выступлении японских агрессоров на Дальнем Востоке, с гневом протестуем против этой провокации и просим партию большевиков, правительство и нашу доблестную Красную Армию дать наглым захватчикам сокрушительный отпор. А мы еще сильнее и крепче сплотимся вокруг нашей партии Ленина.
Мы все как один с единодушием просим нашего Наркома обороны взять нас, комсомольцев и несоюзную молодежь, досрочно на военную службу».
5 августа ТАСС распространило ответ народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинова японскому послу в Москве:
«Советские народы не станут мириться с пребыванием иностранных войск хотя бы на клочке советской земли и не будут останавливаться ни перед какими жертвами, чтобы освободить ее».
