– Слушай, дашь мне в гостиницу до отъезда? Хотя бы
Мандельштама и Ахматову? Головой отвечаю.
– Прости, брат, не могу, – развел руками Волков, – эти книги
я сам не выношу из дома и другим не даю. Можешь здесь почитать, можешь еще
прийти. Хоть жить оставайся, но с собой не дам.
– Ну, в общем, я тебя понимаю, – вздохнул Митя, – я бы тоже
не дал.
– Большого обеденного стола у меня пока нет, – сообщил Веня.
– На кухне мы все не поместимся. Предлагаю два варианта – я могу постелить
скатерть на письменный стол, а можно посидеть прямо на полу, на шкуре.
– Вы хозяин, вам видней, – пожала плечами Лена.
– На шкуре! Конечно, на шкуре! – заявила Ольга.
– Есть водка и шампанское, – сообщил он, – смешивать нельзя.
Надо решить, кто что будет пить.
Все, кроме Лены, остановили свой выбор на водке. Волков
скрылся на кухне. Митя и Ольга зарылись в книжные сокровища. У Лены все это
было дома – и «Библиотека поэта», и Булгаков, и Платонов, и многое другое. Она
вышла в прихожую, где висело единственное на всю квартиру зеркало, и стала
расчесывать влажные после бани волосы. Если не сделать этого сразу, то потом,
когда высохнут, придется долго распутывать…
Неожиданно она увидела рядом со своим отражением в зеркале
силуэт Волкова. Он подошел к ней сзади, совсем близко, и уткнулся лицом в ее
влажные волосы. Она вздрогнула, отстранилась, но он сжал ладонями ее плечи, и
она почувствовала, что его горячие твердые губы щекотно скользят по ее шее.
– Веня, у вас что-то горит на кухне, – тихо сказала она,
пытаясь выскользнуть из его рук.
Но он резким движением развернул ее к себе и стал жадно
целовать ее лицо, глаза, губы.
– Не бойся меня, – шептал он как в бреду, – не бойся. Я
люблю тебя, я не сделаю тебе больно. Я скорее сам умру, чем сделаю тебе больно.
Меня никто на свете не любит, останься со мной, спаси меня…
Лена давно поняла, что этот странный комсомолец воспылал к
ней роковой страстью – прямо-таки дикий мавр. Она призналась себе, что не
чувствует к нему отвращения. Более того, он ей по-человечески симпатичен и даже
интересен. Была в нем некая глубокая странность, загадка, жутковатая, но
волнующая.
«Я свободна, у меня никого нет, – пронеслось у нее в голове,
– мне всего двадцать один год. Разумеется, ничего серьезного не будет, никакого
продолжения. Многие идут на такие вот короткие и яркие командировочные
приключения, чтобы было, что вспомнить. Он красивый, умный, обаятельный,
совершенно одинокий… Why not?»
– Я люблю тебя… Спаси меня…
От него пахло хорошим табаком и дорогим одеколоном. Он
прижимал ее к себе все сильней, его губы властно впились в ее рот, горячая рука
скользнула под свитер.
«О Господи! Я уже с ним целуюсь! Я целуюсь с чужим,
малознакомым мужиком! Сейчас это увидят Ольга с Митей, мне будет потом стыдно,
не так перед ними, как перед собой».
– Лена, Леночка, ты будешь моей, совсем моей… – прошептал
он, на секунду оторвавшись от ее губ.
– Веня, где вы? Вы хотели подсушить хлеб на сковородке, а он
сгорел, – послышался Ольгин голос из кухни.
Лена резко отпрянула. Они стояли в закутке у входной Двери.
Ольга, пробежавшая из комнаты на кухню, не заметила та. Или решила не заметить.
Из кухни сильно несло гарью. На сковородке дымились обугленные куски хлеба.
Весь вечер Волков не спускал с Лены своих светлых,
прозрачных глаз. Пили водку и шампанское, скатерть расстелили прямо на полу,
она была уставлена тарелками с малосольной лососиной, белугой, венгерским
сервелатом и финским сыром. У Лены под жарким взглядом хозяина дома кусок
вставал поперек горла.
«Нет, – думала она, – такие роковые страсти мне ни к чему. И
приключений не надо. Зачем? Странно и стыдно целоваться с чужим мужиком, к
которому ничего, кроме обычной человеческой симпатии, не чувствуешь. Я не давала
ему повода так себя вести со мной. Он воспылал африканской страстью, он
обаятельный, сложный, одинокий. Почему он все время твердил: „Спаси меня!“, да
еще с мелодраматическим надрывом? Наверняка найдется множество женщин, готовых
с удовольствием спасти такого вот сложного-одинокого. Но для меня это слишком
красиво и театрально».
Когда они собрались уходить, Волков, сжав ей пальцы, тихо
произнес:
– Лена, можно вас на минуту?
Она была ему благодарна хотя бы за то, что при Ольге с Митей
он не стал называть ее на «ты» после сцены в коридоре.
Буквально втолкнув ее назад, в спальню, прикрыв ногой дверь,
он опять впился в ее губы. Лена тут же отстранилась, уперлась ладонями в его
плечи.
– Веня, послушайте меня…
– Ты опять со мной на «вы»? Ты же хочешь меня, я знаю, я
чувствую. Останься, пожалуйста, очень тебя прошу. Ты не понимаешь, как это
серьезно для меня…
– Я не могу, – покачала головой Лена.
– Почему? Из-за них? – Он кивнул на дверь, за которой ждали
Ольга и Митя.
– Нет. Из-за самой себя. Я не способна на такие
моментальные, пылкие чувства.
– Тебе будет хорошо со мной. Я так тебя люблю, что ты не
можешь не откликнуться. Со мной никогда такого не было Никогда…
– Веня, а может, ты все придумал себе? Мало ли на свете
красивых женщин?
– Нет! – выдохнул он, быстро обнял ее и очень силы прижал к
себе. – Нет никого, кроме тебя. Ты понимаешь, что ты мне нужна позарез, до
одури? Ты понимаешь, что я погибну без тебя?
– Ты так пылаешь страстью, что мне даже страшно. Вот
возьмешь и придушишь от избытка чувств. – Она опять вырвалась и распахнула
дверь.
Ольги с Митей в прихожей не было. И тут ей действительно
стало страшно.
– Ольга! – крикнула она. – Митя! Где вы?
– Вот видишь, они все поняли и ушли, – сказал Волков, опять
хватая ее за плечи.
– Нет, мы не ушли, – послышался веселый Ольгин голос за
входной дверью, – мы просто вышли на лестницу, а дверь захлопнулась. Но мы
можем уйти. Мы найдем дорогу до гостиницы. А, Лена? Как скажешь, так и сделаем.
– Подождите, – сказала Лена, пытаясь открыть английский
замок, – я с вами.
– Я провожу. – Волков помог ей справиться с замком.
– Я понимаю, – тихо говорил он, пока они шли по ночным
улицам к гостинице, – я что-то делаю не так. Я хочу всего сразу, мне страшно,
что ты уедешь, исчезнешь, и я никогда тебя не увижу.
– Веня, честно говоря, я не любительница командировочных
романов. И давайте опять перейдем на «вы». Так будет легче и естественней.
