– Это что-то типа элитарного партийно-комсомольского клуба,
– объяснил он, – у вас в Москве начальство развлекается в саунах, а у нас в
Сибири предпочитают русскую парную.
– Никогда не видела голой партийной элиты, – хмыкнула Ольга,
– ни московской, ни сибирской.
– Не думаю, что ты много потеряла, сестренка, – пожал
плечами Митя.
– Должен вас предупредить, что парная там одна, общая. И
предбанник тоже, – сообщил Волков, – но вы не волнуйтесь. Заходить в парную
можно по очереди.
– А мы и не волнуемся, – пожала плечами Ольга, – мы не
сомневаемся, что вы, Вениамин, в неприличное место нас не поведете. Мы вам
полностью доверяем. Правда, Лен, мы ему Доверяем?
– Конечно, – слабо улыбнулась Лена.
– А ваша партийная элита женского и мужского пола по очереди
заходит в парную или все вместе? – поинтересовался Митя.
– Отдельно, – засмеялся Волков, – конечно, отдельно. В
укромном тихом месте на берегу Енисея стояла большая изба-пятистенка. Из трубы
валил дым. Дверь открыла полная румяная женщина в белом халате.
– Здравствуйте, Вениамин Борисович, добро пожаловать. Все
готово.
– Привет, Зинуля, познакомься, наши гости из Москвы. Стены
внутри были бревенчатые. Посередине стоял низкий дубовый стол, вокруг него –
огромные глубокие кресла, у стен – широкие лавки, накрытые крахмальными
простынями.
– Вениамин Борисович, вы кликните, когда самоварчик нести.
Девочки, – обратилась банщица к Ольге и Лене, – вы можете там у меня
переодеться. А мужчины пускай здесь.
Она провела их в небольшую уютную комнатку, где тихо
работало радио и на табуретке кипел большой электрический самовар.
– Скажите, Зина, а почему нельзя было сделать отдельно
женскую баню и мужскую? – поинтересовалась Лена. – Все-таки это неудобно, когда
вместе.
– Так это ж не общественная баня, а партийная, – авторитетно
объяснила Зина, – здесь начальство, а не простой народ.
~ А начальство у нас что, бесполое? – хихикнула Ольга.
– ~ Так сюда, как правило, одни мужчины приезжают, –
недоуменно пожала пухлыми плечами банщица, – а если девчат привозят, то таких,
которые не стесняются.
– Это что ж, – присвистнула Ольга, – типа бардака, что ли?
– Почему бардака? Сюда солидные люди ездят, партийные. И
наше городское начальство, и из области, если кто с проверкой, комиссия там
какая, обязательно посещают. Как же русскому человеку без баньки-то?
Закутавшись в простыни, Ольга и Лена прошмыгнули через
предбанник в парилку.
– Только недолго! – крикнул им вслед Митя. – Нам тоже
хочется.
– Странный какой-то этот Волков, – сказала Лена, нахлестывая
Ольгу душистым березовым веником, – возится с нами, как с партийным
начальством, принимает по полной программе, ни на минуту не покидает, прямо как
нянька.
– А чего ж плохого? Надо спасибо ему сказать. Разве мы с
тобой в Москве попарились бы в такой вот баньке? Это ж тебе не грязные Сандуны,
не Краснопресненские, где стены склизкие, хлоркой воняет и грибок-ногтеед можно
запросто подцепить. А здесь все чистенько, все на высшем уровне.
– Нет, спасибо ему, конечно, и все-таки он странный. Знаешь,
ночью в поезде я вышла покурить в тамбур, и он полез ко мне с какими-то мутными
откровениями.
– Хочет он тебя. Аж пыхтит, так хочет. Все эти
провинциальные комсомольцы падки на московских девочек.
– Перехочет, – усмехнулась Лена, – обойдется. Тоже мне,
провинциальный Дон-Жуан!
– Все, – поднялась Ольга с банной полки и сладко, с хрустом
потянулась, – теперь давай-ка я тебя веником оттяну как следует, покажу, как
это делается.
Когда все четверо сидели в предбаннике, распаренные,
закутанные в простыни, и пили крепкий, с травами, чай, Митя внезапно спросил:
– Лен, ты помнишь, когда мы в поезде ехали, у Вениамина
такая штучка выпала, белое сердечко с розочкой?
– Помню, – удивленно кивнула Лена.
– Ну вот! – обрадовался Митя. – Я же говорю, носил ты
сердечко на шее. Ничего мне не показалось!
– Митька, отстань от человека! – махнула рукой Ольга. – Что
ты привязался со своим сердечком? Может, это талисман, подарок любимой девушки.
– Нет, мне все равно, кто что носит на шее, просто я хочу,
чтобы Лена подтвердила – не померещилась мне эта штучка спросонок, я же не
сумасшедший, глюков у меня пока еще не было, – не унимался Митя. – А Вениамин
говорит, будто мне показалось.
– Митя, прекрати! – строго сказала Ольга, и, взглянув на
окаменевшее бледное лицо Волкова, добавила:
– Вы простите его, Веня, он у нас жуткий зануда.
После бани, по дороге к гостинице, Волков пригласил их к
себе в гости.
– Идите вы вдвоем с Митей, – шепнула Лена Ольге на ухо, –
мне не хочется.
– С ума сошла? Это же он ради тебя нас приглашает! Нельзя
так обижать человека, – ответила Ольга громким шепотом.
– С чего ты взяла?!
Волков шел сзади, но был ближе, чем они думали.
– Леночка, Ольга права. Я ведь должен показать вам шкуру
убитого медведя, иначе вы будете считать меня болтуном.
Они оглянулись. Он смотрел на них, растерянно и виновато
улыбаясь.
– Комсомолец, неужели ты сам подстрелил медведя? – спросил
Митя.
– Да, – кивнул Волков, – только шкуру сдирал не сам.
Охотников попросил.
Он жил один в двухкомнатной квартире. Добротная пятиэтажка
для комсомольско-партийной элиты была только что отстроена. В квартире пахло
краской и обойным клеем. Мебели почти не было. В одной комнате стоял большой
письменный стол, несколько стульев. По углам высились стопки книг. В другой
была только широкая низкая тахта, аккуратно застеленная клетчатым пледом, и
старинный платяной шкаф. На полу перед тахтой лежала толстая жесткая шкура бурого
медведя.
– Ничего себе! – покачала головой Ольга. – Даже глаза
стеклянные вставили. Веня, вам не страшно? Этот мишка как будто смотрит и
говорит: «Зачем ты меня убил, комсомолец?»
– Честно говоря, иногда бывает не по себе, – опять та же
растерянная, виноватая улыбка…
– Веня! Я с тобой дружу! – послышался крик Мити из соседней
комнаты. – У тебя есть почти вся «Библиотека поэта»! Он вошел, держа в руках
два темно-синих томика.
