Ее единственный подчиненный, Гоша Галицын, печатал на
компьютере последний абзац своей статьи о модной рок-группе, периодически
терзая телефон. Лена ждала, когда он закончит – он обещал отвезти ее домой на
своей «Волге». В который раз она ругала себя, что так и не удосужилась получить
права.
Бежевый «жигуленок» стоит себе под окном, а ей приходится
одалживаться. В дом отдыха Веру Федоровну с Лизой повезет на своей машине Ольга
Синицына, Майкла поедет встречать Гоша, а потом он же повезет их в аэропорт,
когда они будут улетать в Тюмень.
Никто в шоферы не нанимался. У всех свои дела. Гоша Галицын
давно уже не тот оболтус, которым был, когда пришел работать в журнал. Он нашел
свою тему, стал писать о музыке, о роке и попсе. За два года даже имя себе
заработал, причем не только скандальными подробностями из интимной жизни звезд,
но и умением хорошо писать, что в наше время большая редкость.
– Все, сейчас поедем! – вздохнул Гоша, выключая компьютер и
тут же еще раз набирая какой-то номер по телефону.
– Кому ты так упорно дозваниваешься? – спросила Лена.
– Волкову!
– А кто это?
– Ну ты даешь, начальница! – Гоша даже фыркнул. – Ты что,
вообще телевизор не смотришь?
– Иногда смотрю, но редко, – призналась Лена.
– И про концерн «Вениамин» не слышала?
– Наверное, что-то слышала…
– Лен, это неприлично. Такие вещи надо знать. Вениамин
Волков – продюсер номер один, крестный отец каждой третьей поп-звезды.
– Вениамин Волков?.. Подожди, я, кажется, его знаю.
– То есть? Ты что, знакома с ним? Лично знакома?!
– Был такой комсомолец в городе Тобольске, очень давно,
четырнадцать лет назад, – кивнула Лена.
Гоша выхватил из кипы бумаг на своем столе какой-то яркий
музыкальный журнал, нервно пролистал его и сунул Лене под нос огромную, на
разворот, цветную фотографию.
С фотографии улыбались мужчина и женщина. Мужчи – лысеющий
блондин с бледно-голубыми глазами и худым дицом. Женщина – кареглазая красотка
лет сорока, с волосами цвета спелой пшеницы.
– Ну? Это он? – затаив дыхание, спросил Гоша.
– Да, это Веня Волков. Только постарел и полысел, –
рассеянно ответила Лена.
Она не могла оторвать взгляд от лица женщины. Что-то смутно
знакомое было в этом холеном, чистом, идеально-правильном лице. Что-то смутно и
неприятно знакомое.
– А кто эта женщина?
– Жена его и совладелица концерна, Регина Градская. Слушай,
Лена, значит, ты была лично знакома с самим Волковым, когда он еще жил в
Тобольске?
– Гоша, я была знакома со множеством людей по всему бывшему
Советскому Союзу. Я ведь не вылезала из командировок. А ты случайно не знаешь,
чем занимается его жена, кто она?
– Я же сказал, она – совладелица концерна «Вениамин». –
Зачем ей еще чем-то заниматься? Вроде она врач или экстрасенс, типа
Кашпировского. Какая разница? Ты что, ее тоже знаешь?
– Нет. Ее не знаю. Показалось, что видела где-то… Улыбка
знакомая.
– Слушай, ты можешь мне рассказать о Волкове все подробно,
каким он бьи тогда, о чем вы разговаривали?
– Попробую, если тебе так интересно.
– Ты не представляешь, какой можно материал забацать! Это же
эксклюзив! Как ты думаешь, он тебя помнит?
– Вряд ли, – пожала плечами Лена, – столько лет прошло… Это
был 1982 год. Конец июня.
У Регины не выходили из головы несколько фраз, которые
словно, в гипнотическом подсознательном бреду, произнес Веня.
– Она могла бы меня спасти. Если бы она не оттолкнула меня
тогда, я пошел бы за ней куда угодно, я сумел бы победить любой голод. К ней я
чувствовал что-то совсем другое, новое, странное для меня, но, вероятно,
нормальное для другие Я чувствовал к ней нежность, мне было за нее страшно, мне
не хотелось терзать и топтать. Я любил ее. И не могу забыть. Но я не был ей
нужен. '
– Кто? О ком ты? – удивленно спросила Регина.
– Я о Полянской… – тихо ответил он, не выходя из
гипнотического сна.
– Но ты был знаком с ней всего неделю. Это было страшно
давно. Чем же она лучше других?
– Не знаю… Я мог бы стать с ней нормальным мужчиной.
– Почему?
– Она не врала и не фальшивила. В ней не было кокетства. Я
любил ее – как мужчина, а-не как зверь.
– А разве та первая девочка, Таня Костылева, врала и
фальшивила? – осторожно спросила Регина.
– Нет. Теперь я знаю, что нет. Но тогда я был юным идиотом,
тогда я не верил никому, кроме своего голода.
– Я научила тебя побеждать голод… – тихо напомнила Регина.
– Да. Но она тоже могла бы меня спасти. Раньше. И
по-другому. Она спасла бы меня как-то иначе, чем ты.
– Ты бы убил ее в конце концов, как остальных. Только я
научила тебя утолять свой голод, не убивая.
– Да… Только ты…
Потом был обычный припадок, которым всегда заканчивался
сеанс.
Регина не стала напоминать ему о словах, сказанных под
гипнозом. Но сама забыть их не могла.
В течение всей их совместной жизни вокруг была масса
красоток экстра-класса: фотомодели, манекенщицы, певички. Но Регина была
спокойна за своего мужа. Он не стал бы спать с другой женщиной. Она внушила
Вене, что любую другую он может убить. А этого он боялся больше всего на свете.
У нее не было повода ревновать еще и потому, что Веня сидел
на гипнозе, как на игле. Он не мог существовать без этих сеансов, а стало быть,
полностью, всей душой – в буквальном смысле слова – зависел от Регины.
И тут, через много лет, оказывается, что была в его жизни
обычная, человеческая, а не звериная любовь. Было такое острое и сильное
чувство, что он действительно мог бы избавиться от своего психического недуга –
без Регининой помощи. Конечно, никакая нормальная баба не согласилась бы жить с
ним, узнай она про его подвиги. Эта умница Полянская заложила бы его первому
встречному менту и чувствовала бы к нему только ужас и отвращение.
Она нормальна до тошноты. Она не мыслит жизни вне рамок
бездарной общепринятой морали. Но именно к ней, к этой банальной пресной кукле,
было обращено единственное в Вениной жизни здоровое мужское чувство. Обращено
безответно…
