«Да что со мной? – подумала она раздраженно. – Может, надо
просто выспаться? Наверное, я переоцениваю свои возможности. Нельзя так мало
спать. Это сказывается рано или поздно – голова болит, чашки бьются, милые
докторши вызывают незаслуженное отвращение… Так нельзя. Надо сейчас погулять с
Лизонькой и лечь сегодня пораньше, плюнуть на работу и выспаться наконец».
Она одела Лизу и решила дойти до Патриарших, там хоть
какая-то иллюзия свежего воздуха и дорожки более или менее чистые. Идти было
недалеко, правда, придется тащить коляску вниз и вверх по ступенькам подземного
перехода через Садовое кольцо. Но Лена привыкла, иногда кто-нибудь помогал.
– Это была злая тетя, – неожиданно сообщила Лиза, когда Лена
мужественно приподняла и понесла вниз по ступенькам прогулочную коляску.
К вечеру подморозило, и ступеньки стали скользкими. Но Лена
имела солидный опыт в перетаскивании коляски. Она ступала медленно и осторожно.
– Почему злая, Лизонька? – поинтересовалась она,
благополучно пройдя скользкую лестницу и с облегчением ставя колеса коляски на
гладкий пол подземного перехода.
– Плохая, – мрачно сказала Лиза, – злая тетя. Навстречу шел
мальчик лет двенадцати и вел на поводке огромного черного дога в наморднике.
Лиза тотчас вскочила в коляске и радостно закричала:
– Какая собака! Ой, какая большая собака! Зачем у нее
ботинок на лице?
– Это намордник, – стала объяснять Лена, – надевают большим
собакам на всякий случай. Вдруг собаке что-то не понравится, она захочет
укусить…
– А ей не больно? – озабоченно поинтересовалась Лиза.
Она очень любила собак. Старенькая такса Пиня умерла всего
два месяца назад, Лиза помнила старика до сих пор, хотя у таких маленьких детей
короткая память. Она, конечно, не понимала, что такое «умер», ей сказали, будто
Пиня уехал в сказочную собачью страну, в общем, наплели что-то…
Теперь все шоколадные таксы, встречавшиеся на улице, были
для нее Пинями, но и на больших собак она реагировала очень бурно. Дог в
наморднике оказался, разумеется, интересней «злой тети». Он был здесь и сейчас,
а тетя ушла, исчезла, и Лиза быстро забыла о ней. А Лена была рада не возвращаться
больше к этой теме.
Подниматься вверх с коляской было не так опасно, как
спускаться, меньше шансов поскользнуться на замерзших ступенях, зато
значительно тяжелей. Но Лене повезло, ей помог какой-то пожилой мужчина. Он
держал коляску с одной стороны, Лена с другой.
– Ой, да ведь это Лизонька Кротова! – услышала Лена голос за
спиной.
Коляска была уже наверху, а рядом с мужчиной возникла
пожилая женщина. Лена узнала участкового врача Светлану Игоревну. Мужчина,
который помог нести коляску, был ее мужем.
Они жили неподалеку от Патриарших, и Лена проводила их до
дома.
– К нам сегодня приходили из поликлиники, у вас сейчас
какой-то профилактический осмотр, – сообщила Лена.
– У нас? Осмотр? – удивилась Светлана Игоревна. – Да что вы!
Сейчас ничего такого нет… А кто именно к вам приходил? Вы фамилию спросили?
Лена почувствовала неприятный холод в животе. Она вкратце
рассказала о сегодняшнем визите, надеясь, что он все-таки мог иметь отношение к
поликлинике.
– Как, вы сказали, зовут эту женщину? Валентина Юрьевна? –
тревожно спросила Светлана Игоревна. Лена кивнула.
– И она просидела у вас почти два часа? А вы проверили в
доме ничего не пропало?
– Честно говоря, мне это в голову не пришло… – растерянно
призналась Лена. – Она была в белом халате, с фонендоскопом, ребенка
осматривала вполне профессионально…
– Нельзя быть такой доверчивой в наше время, – покачал
головой муж Светланы Игоревны, – сейчас столько квартирных краж, это могла быть
наводчица, да мало ли? Ведь вы не вызывали врача и пустили в дом постороннего
человека!
Холод в животе не проходил, к нему прибавилась
отвратительная слабость – до дрожи в коленках. Возвращаясь домой, Лена
вспоминала все подробности разговора со «злой тетей», и в голове быстро
выстроилась странная цепочка, которая шла от неизвестной женщины, выдававшей
себя зачем-то за детского врача, к суициду, а от суицида – к Мите Синицыну.
Если бы Сережа был дома, было бы не так страшно, но он
вернется не скоро. Лена пыталась уговорить себя, что никакой связи между
фальшивой докторшей и самоубийством Мити нет и быть не может. Все это – чистая
фантазия, и докторша действительно наводчица. Надо обязательно проверить, не
пропало ли что-нибудь в доме, и позвонить Мишане Сичкину, посоветоваться, как
обезопасить себя в такой ситуации…
Но странные, однако, пошли наводчики – не жалеют времени,
профессионально осматривают ребенка, дают разумные и дельные советы, а потом
рассуждают о психологии суицидентов. «Впрочем, откуда мне знать, как ведут себя
наводчики? К счастью, у меня пока что не было опыта общения с ними», –
усмехнулась про себя Лена.
Оттого, что она позволила неизвестно кому не только войти в
дом, но и прикоснуться к ребенку, было особенно противно.
Глава 10
– Надо уметь радоваться жизни, солнышку, первому снегу,
весенней травке, – говорила Регине мама.
Мама была тихой, интеллигентной, некрасивой. Одинокая
библиотекарша, старая дева, на сорок первом году жизни отдалась подвыпившему
электрику Кирилке, разбитному тридцатилетнему мужичонке, который только что
вернулся с фронта.
Он пришел в библиотеку морозным январским вечером чинить
проводку. На улице было минус сорок. Известно, какие лютые зимы бывают в
Сибири… От жарко натопленной русской печки по читальному залу разливалось
сонное, томное тепло. Все ушли домой, к своим семьям. А Вале Градской спешить
было некуда. Ее попросили дождаться припозднившегося электрика.
Этот жалкий демобилизованный солдатик с картофельно-толстым
носом, скошенным подбородком, пошлой ухмылочкой на губах стал случайным отцом
Регины Валентиновны Градской.
Все случилось быстро и грубо, на истертом дореволюционном
диване, в читальном зале, под большими портретами классиков русской литературы.
– Зачем ты мне это рассказала? – спрашивала маму Регина в
свои восемнадцать лет. – Неужели ты не могла придумать какую-нибудь красивую
романтическую историю про погибшего во льдах героя-полярника, про широкоплечего
фронтовика с орденами на груди? Зачем мне знать, что мой отец – спившийся ублюдок
Кирилка.
– Он воевал… – отвечала мама с виноватой улыбкой.
– Он жалкий ублюдок! – кричала Регина. – Он урод! От таких
нельзя рожать!
