Миша, повидавший многое на своем оперском веку и отвыкший
удивляться, все-таки слегка недоумевал, почему девушка ну ни капельки не
реагирует на столь внезапную и трагическую смерть своего любовника в своей
квартире, почему ей совсем даже неинтересно, кто застрелил Азарова, и вообще
все по фигу, кроме того впечатления, которое ее ослепительная красота
производит на окружающих. Но, наверное, и это ей по фигу, она даже не замечает,
что на мрачного опера Мишу Сичкина ее щедрые прелести не производят должного
впечатления.
– У кого, кроме вас и Азарова, были ключи от вашей квартиры?
– устало спрашивал Миша.
– Ключи от квартиры фотомодели – это серьезней, чем ключи от
квартиры, где деньги лежат, – низким грудным голосом произнесла Вероника и
зелеными глазами с поволокой уставилась на опера, ожидая, какое впечатление
произведет ее тонкая шутка.
– Вероника Ивановна, давайте попробуем припомнить, у кого
могли быть ключи. Вполне вероятно, что они оказались у убийцы. – Миша тяжело
вздохнул и закурил.
– Но ведь он уже убил Юрку, какая теперь разница? –
Свидетельница медленно помахала ресницами.
После беседы с фотомоделью Миша Сичкин взмок, будто вагоны
разгружал на сорокаградусной жаре. Вызывая свидетельницу на Петровку, он
надеялся, что казенная обстановка и невозможность явиться в неглиже подействуют
на томное создание хоть немного отрезвляюще.
Она явилась с получасовым опозданием. На ней были алые
кожаные плавки, черные ажурные колготки и черная газовая, совершенно прозрачная
блузка, надетая на голое тело, к тому же расстегнутая до пупка. Предупредив ее
официально об ответственности за дачу ложных показаний и дав подписать
соответствующий документ, Миша начал все сначала:
– Как вы провели день и вечер накануне убийства?
– Ну я же говорила, мы трахались, – недоуменно подняла
тонкие брови Вероника, – я же вам все рассказала.
– Хорошо, вечером вы занимались любовью с убитым, это мы
выяснили.
– Подождите! – Красотка протестующе подняла руку с
длиннющими алыми коготками. – Как можно заниматься любовью с убитым? Это ведь
некрофилия! Вы что-то путаете, господин следователь.
– Вероника Ивановна, у меня складывается впечатление, что вы
отказываетесь давать свидетельские показания.
– Разве? – ослепительно улыбнулась она. – Я ведь отвечаю на
все ваши вопросы.
– Пока вы не ответили ни на один из моих вопросов, – мягко
напомнил Миша.
– Да что вы! – испуганно всплеснула ручками фотомодель. –
Так чем же мы с вами занимаемся столько времени?
– Чем? Я пытаюсь допросить вас как свидетельницу убийства, а
вы устраиваете балаган. Не думаю, что убийство вашего любовника в вашей квартире
– подходящий повод для веселья и демонстрации ваших женских прелестей. В общем
так, Вероника Ивановна, либо вы ведете себя прилично и отвечаете на все мои
вопросы как положено, либо пишете официальное заявление об отказе от дачи
показаний.
– Если я вас правильно поняла, вы мне угрожаете? – В
красивых зеленых глазах фотомодели Сичкин заметил такую лютую, ледяную
ненависть, что ему даже не по себе стало. Он вдруг понял, что эта кукла ведет с
ним себя так потому, что сон никоим образом не реагирует на ее неземную
красоту. Это происходит помимо ее воли, просто все люди на свете делятся для
нее на тех, кто «клюет», и тех, кто остается равнодушен. Последние для нее –
враги, в любой ситуации, вопреки всякому здравому смыслу. Так уж устроена она,
томная хищная кошечка, и винить ее в этом нельзя. А вот он, опер Миша Сичин,
дурак, ибо сразу мог бы сообразить, в чем дело. Неужели правда все так просто?
Или нет? Впрочем, это можно сейчас же проверить.
– Вероника Ивановна, – Миша вздохнул и покачал головой, – вы
не хотите понять одну простую вещь. Чем скорее мы найдем и возьмем убийцу
Азарова, тем спокойней будет вам в первую очередь. Вы молоды, очень хороши
собой, у вас вся жизнь впереди. А где-то бродит убийца, побывавший у вас дома.
Откуда мы знаем, не явится ли он еще раз – уже к вам лично…
– А зачем? – Зеленые глаза смотрели уже чуть спокойней и
приветливей.
– Зачем – это совсем другой вопрос… – загадочно улыбнулся
Миша. – Мне страшно за вас, Вероника Ивановна. Вот я смотрю на вас и думаю:
бывают на свете такие чудеса, такие ослепительные, потрясающие женщины. Очень
обидно и тревожно, когда рядом, где-то совсем близко, бродит мразь, убийца,
способный в любую минуту одним движением стереть и уничтожить эту красоту.
«А ты поэт, Мишаня! – поздравил себя Сичкин. – Сейчас
поглядим, действительно она такая идиотка или только прикидывается? Разумеется,
для нее было бы лучше оказаться идиоткой, в ином случае ее поведение
объясняется только тем, что она либо знает убийцу и с самого начала делает все
возможное, чтобы он не был найден, либо… впрочем, у нее серьезное алиби, ее в
парке Победы видело несколько человек, постоянных бегунов и собачников. И
мотива нет никакого. Пока, во всяком случае, мотив не маячит на горизонте».
– Но я правда не помню, у кого могли быть ключи! Я такая
рассеянная, забывчивая. Я вообще теряла их сто раз. – Вероника обезоруживающе
улыбнулась.
Да, лед, безусловно, подтаял. Она купилась на грубую лесть,
но на вопросы все равно отвечать не собиралась.
«Ладно, – решил Миша, – попробуем в последний раз раскрутить
ее, если не выйдет, надо ставить к ней „наружников“. Из свидетеля она так и
лезет в фигуранты. Интересно, соображает она, что делает, или нет?»
– Я понимаю, что тема ключей нам обоим до смерти надоела, –
ласково сказал Миша, – но давайте уж покончим с ней. Попробуйте все-таки
вспомнить, когда вы теряли ключи и меняли ли после этого замок.
– Кажется, меняла. А может, и нет. – Вероника нахмурила
низкий лобик под пышной челкой, старательно вспоминая. – Понимаете, я с детства
не могу фиксироваться на всех этих бытовых мелочах. Они от меня отскакивают как
мячики. Я еще в школе всегда все забывала, то тетрадь, то учебник. У меня даже
комплекс созрел, чуть крыша не поехала – все время боялась, что забыла
какую-нибудь фигню. Но потом я стала заниматься с хорошим психотерапевтом, и
меня научили, как бороться с этим комплексом. Память не улучшилась, я все равно
все забываю, но теперь мне это по фигу.
– А с каким психотерапевтом вы занимаетесь? – Миша улыбнулся
и расслабленно откинулся на спинку стула.
– О, это замечательный доктор, она лечит всякие сложные
психологические комплексы, у нее даже шизики становятся нормальными, без
лекарств. Знаете, все эти психотропные препараты, они такие вредные, вредней
наркотиков. А в шоу-бизнесе столько психов! Но, боюсь, для вас это будет
дорого, – она лукаво улыбнулась, – вы ведь для себя спросили?
