– И челюстью, – добавил родственник мэра.
– И челюстью, – повторила я, – в карман пиджака.
– Внутренний, – подсказала Агнесса.
– Верно, – кивнула я, – когда пожарные машины начали поливать Леонида из брандспойта, Несси спустили с поводка…
– Магду, Степа, – поправила Захарьина.
– Простите, оговорилась, – засмеялась я, – конечно, от веревки отцепили рыжебородую пятнистую магеру. Она ринулась вперед, Леня испугался…
– Нет! Ни на минуту, – приосанился младший Ковригин. – Это ложь!
Я решила не спорить и дудеть в свою дуду.
– Главный герой ролика упал, а Несси, то есть Магда, проглотила его зубы.
– Бутерброд! – уточнила Агнесса. – С сыром и трюфелями.
– Санкционка! – щелкнул языком Владимир.
– Любите французский сыр? – вкрадчиво поинтересовался Леонид.
– Да! – обрадовался Владимир.
– Я не у тебя спрашивал, – вмиг разозлился толстяк, – у красавицы. У Катюши!
Девушка кивнула.
– Приглашаю вас вечером на свидание, принесу целую голову, – пообещал Леня.
– Свою, безмозглую, – объявил Владимир. – Катерина, не соглашайтесь. Он вас угостит, а оттуда…
– Хватит пургу гнать, – возмутился Леонид, – немедленно верните зубы!
– Чьи? – жалобно спросила Катя.
– Мои! – гаркнул наш кандидат на «Оскара». – Положите их сюда!
Леонид постучал ладонью по рецепшен, стоящая на доске коробка с ручками упала.
– Хотите получить свои зубы? – дрожащим голосом осведомилась дежурная.
– Да! – в едином порыве громко ответила наша компания.
– Отнимите их у Несси, то есть у Магды, – разъяснила я, – верните Леониду. Если только челюсть не сломалась.
– Поняла, – кивнула Катя, – прошу вас, присаживайтесь. Секундочку, я врача позову.
– Ну наконец-то, – выдохнула Несси, – экая ныне молодежь несообразительная. Мы другими росли. Бабушка еще даже не подумала, чего она хочет, а я уже мышь ловлю в чулане!
– Андрей Николаевич, тут люди, – заговорила в трубку Катя, – они хотят забрать зубы у собаки и вставить их мужчине. Нет! Их много. Клыки не псовые, они человеческие, потому что их съели. Пожарные из шланга всех облили, собака у них челюсть сожрала. Плиз, идите скорей!
– А-а-а! Она их жрет! – закричала Несси, бросаясь к рецепшен. – Магда! Фу!
Катя быстро села под стойку. Агнесса Эдуардовна начала выдирать у псины из пасти шариковые ручки, которые Магда нашла на полу.
Глава 17
– Главное, не волнуйтесь, – попросил милый старичок, – мы настроены вам помочь.
– Плакат на стене не подходит для ветеринарной клиники, – заметила я, – «Если вы сошли с ума, не кидайтесь из окна, к вам приедут доктора с лучшими уколами, станете здоровыми». У вас тут поэт работает.
– Да, – кивнул врач, – мотивирующую агитацию пишет сама Инесса Гавриловна Фиркина, владелица санатория.
Дверь кабинета распахнулась, вошла полная дама.
– Константин Петрович, – заорала она, – все нормально. Они не наши клиенты. В ветеринарку приехали. Собака вставную челюсть у Леонида Ковригина съела.
– О господи, Елена Михайловна, зачем так кричать? – вздрогнул старичок.
– Так вы ничего не слышите, глухой, как холодильник, – протрубила женщина и ушла.
Константин Петрович укоризненно покачал головой.
– На ухо туг невропатолог Семен Михайлович, а я нет. Вечно Елена всех путает. Рад, что недоразумение выяснилось. Вы мне сразу показались адекватной, оценили, кхм, по достоинству вирши госпожи Фиркиной!
– Ветеринарная клиника тоже ей принадлежит? – предположила я.
– Верно, – согласился старичок. – Инесса Гавриловна имеет много дипломов, она всегда побеждает в ежегодном поэтическом конкурсе, который проводится в нашем санатории среди клиентов и персонала.
Я захихикала.
– Вы, ангел мой, кем Леониду приходитесь? – осторожно спросил профессор. – Он в нашем околотке личность известная, вип-персона.
– Слава богу, никем, – ляпнула я, – мне его для съемок навязали, я живу и работаю в Москве.
– Раз вы не близкие друзья, давайте-ка чайком побалуемся, – обрадовался старичок. – Каким ветром такую прелестницу в Фурск угораздило занести? Ох! Я вас не задерживаю? Может, хотите посидеть в приемной у ветеринара, пока собакой занимаются?
– Лучше у вас, – сказала я и поведала ему про рекламу, бутерброд и Магду.
– Давно так не смеялся, – признался Константин Петрович, вытирая глаза платком, – подчас совершенно здоровый человек попадает в такую переделку, что любой психиатр сочтет его неадекватным. Сейчас вам покажу забавную штуку!
Константин Петрович подошел к секретеру и попытался выдвинуть ящик, но тот не поддавался.
– Я привез сей предмет мебели в свой кабинет, когда дачу продал, – сообщил дедок, дергая за ручку, – сбыл дом с рук, ухаживать за ним хлопотно, да и не люблю я в земле копаться. Жена моя скончалась, вот она слыла огородницей великой. А у меня даже крапива засохла. Секретер оставил как память о матушке. В квартиру не поставишь, там сплошь книжные полки, поместил здесь. Да что же ты не слушаешься!
Константин Петрович со всей силой дернул ящик, тот вдруг резко выскочил из пазов и упал на пол.
– Ах ты! Ерундятина стряслась! Пингвин я неуклюжий, – рассердился на себя профессор и стал кряхтя нагибаться.
– Я помогу вам, – воскликнула я и кинулась собирать то, что рассыпалось по полу.
Всяких мелочей оказалось много, в конце концов я наткнулась на небольшую записную книжку, на обложке которой было отверстие, куда вставили фотографию.
– Кто это? – воскликнула я, глядя на снимок.
– Бедная, потерявшая память женщина, – вздохнул профессор, – живет в пансионе. Я всегда завожу на больного личный дневник с его снимком.
Константин Петрович сел в кресло.
– Забыл, что хотел вам рассказать.
– Как ее зовут? – спросила я.
– Несчастную, сведения о работе с которой я записываю в ежедневник? – уточнил профессор. – Так и не удалось установить. У нас есть отделение, где содержатся люди, с которыми не справляются родственники. Агрессивные. Или те, кто постоянно хочет покончить с собой. Они живут в небольших домиках, двухкомнатных, под постоянным наблюдением медсестер. Эту даму к нам поместили по программе «Помощь Германа». Сей фонд заботится о психиатрических больных, личность которых не установлена.
– Такое бывает? – удивилась я.
– Ангел мой, – вздохнул Константин Петрович, – на свете все случается. Жизнь намного богаче фантазии человека. Такой сюжетец завернет, что сам Жюль Верн поразится. Вот, например, Люсенька.
