– Это наш маленький подарок, чтобы вы не забывали нас.
Как будто можно забыть их.
Коробка была доверху заполнена поляроидными снимками – по одному на каждого пансионера и каждого коллегу. На фотографиях были они все – с серьезным, задорным или смущенным выражением на лицах. Они хотели, чтобы я унесла с собой частичку каждого из них. На оборотной стороне фотографий они черкнули по нескольку слов.
«Спасибо за все».
«Я счастлив, что познакомился с вами».
«Желаю вам счастья, которого вы заслуживаете».
«Вы мне очень много дали».
«Мне будет вас очень не хватать».
Сквозь слезы я пробежала строчки глазами. Их слова лишали меня последних сил, я боялась, что могу разрыдаться в полный голос. Все следили за моей реакцией.
– Может, скажешь пару слов? – спросила Изабелль.
Я вспомнила о нейтральной и профессиональной речи, которую я произнесла в первый день, когда знакомилась с ними. Она и тогда мне казалась хуже некуда, а сегодня тем более была бы неуместна. Что бы там ни говорили, гораздо легче держать речь перед посторонними людьми. Я откашлялась, подбородок дрожал от нахлынувших чувств.
– В первый день моего приезда в «Тамариск» я не раз спрашивала себя: что я здесь делаю и зачем сюда приехала? Сегодня у меня есть ответ на этот вопрос: я приехала, чтобы познакомиться с вами. Вы говорите, что я вам много дала, и мне приятно это слышать, но на самом деле это вы мне очень много дали. Вы помогли мне повзрослеть. Вы, Густав, с вашими шутками дурного тона; вы, Элизабет, с вашей мудростью…
У меня перехватило дыхание, я глубоко вдохнула и продолжила:
– Вы, Луиза, с вашей нежностью и добротой; вы, Люсьенна, с вашим юмором; вы, Жюль, с вашим отношением к жизни; ты, Марин, с твоей откровенностью и дружбой; вы, Анн-Мари, с вашим великодушием; ты, Изабелль, с твоей непосредственностью, и ты, Грег, чьи сочувствие и доброжелательность так помогли мне в первые дни. Вы все мне очень много дали, вы обогатили меня и преподали мне урок на всю жизнь. «Тамариск» – это не дом престарелых, а дом, где живут люди со своей историей, философией, характером и особенностями, которые делают их такими привлекательными. Мне будет очень вас не хватать.
На глаза у некоторых навернулись слезы. Если они сейчас заплачут, я не смогу больше бороться с собой. Я всхлипнула. В качестве прощального подарка я дарю им свое искаженное горем лицо. Чья-то рука легла на мое плечо. Это Густав.
– Побольше поплачешь, поменьше пописаешь, – произнес он с сочувствием в голосе.
Ко мне подошел Грег.
– Мы подготовили одно небольшое мероприятие на твой последний день. Надень купальник, мы будем ждать тебя на парковке.
Через час большинство пансионеров и почти все мои коллеги с телами, едва прикрытыми купальниками, дрожали от холода, насквозь продуваемые свежим октябрьским ветром.
– Вы с ума сошли, – сказала я.
– С чего начали, тем и закончим! – ответила Элизабет.
– Ладно, но в этот раз вам не удастся меня провести.
На старте мы выстроились в шеренгу, держась за руки, и все вместе одновременно бросились в волны. Вода была ледяная, мы орали на все голоса, но продолжали погружаться в океан, пока вода не дошла нам до пояса.
– Черт подери! Какая же она холодная, – вопила Марин.
– Вы правы, черт подери! – подтвердила Элизабет на глазах изумленного мужа.
– Ты не боишься, что тебе это навредит, дорогая?
Мы смеялись и брызгали друг в друга водой, холод сковал наши тела и нашу боль. В уме я как бы фотографировала каждое мгновение. Вот Густав прижимается к Луизе, а вот Изабелль, которая предложила всем вместе помочиться в океан, чтобы вода стала теплее. В нескольких метрах от нас плавает Леон, Грег бросает Марин в волны, Роза смеется, как девчонка, Элизабет посылает привет в небеса своей подруге Мэрилин, а вот Люсьенна скачет по волнам. Я хочу навеки сохранить все это в памяти.
99
Я приготовила себе одежду на завтра – комбинезон керосинового цвета и желтые лодочки. Косметику и средства макияжа я оставила в ванной, все остальное сложила в сумки и часть из них отнесла в машину. Завтра после свадьбы я отправлюсь в Париж.
Фотографии сняты со стен, вещи упакованы. Мне осталось только выбросить все ненужное и убрать из студии то, что сделало ее моим домом. Это было нелегко. В качестве утешения я составила список позитивных моментов, которые меня ждали в Париже.
1. Диван Марион очень удобный, хоть и не такой, как моя здешняя кровать. Но в любом случае он лучше, чем тротуар на улице.
2. Мне потребуется всего лишь час, чтобы добраться до работы. Это в шестьдесят раз больше, чем здесь, но гораздо меньше трех часов, которые многие тратят на дорогу.
3. Мне нравится вид на площадь Нации. Конечно, это не то, что вид на океан, открывающийся с моего балкона. Но все лучше, чем если бы окна упирались в соседнюю стену.
Я искала четвертый позитивный пункт, когда кто-то широко распахнул дверь без стука. Марин и Грег стояли на пороге с бутылками вина, коробками конфет, пирожных и прочих лакомств.
– Не думала же ты, что мы дадим тебе уехать, не устроив последнюю вечеринку? – спросила Марин.
Я была так рада видеть их, что сказала бы «да», даже если бы они предложили мне заняться сексом втроем.
– Вау! Как здесь пусто, – сказал Грег, оглядывая мою комнату. – Надеюсь, тебе было не слишком тяжело?
– Тяжеловато, но это пройдет. Я буду навещать вас!
– Обязательно, – произнесла Марин. – Не думай, что ты так просто от нас отделаешься.
Мы провели вечер, делая вид, что он ничем не отличается от наших прошлых посиделок. Они мне рассказывали, как им живется вместе, спрашивали о Рафаэле, а я говорила о своих рабочих планах в Париже. Ничто не напоминало, что это наша последняя вечеринка, если бы веселье не отдавало фальшью.
Прощаясь со мной около полуночи, Марин больше не могла притворяться. Она обняла меня, заплакала и застыла в таком положении.
– Я тебя по-настоящему люблю, – шепнула мне она.
– Я тоже, – пробормотала я между двумя всхлипываниями.
Даже у Грега появились слезы на глазах. Я сказала ему, что, снимаясь в рекламе, он притворяется гораздо естественнее. Он обнял меня.
– Нам будет тебя не хватать.
Они исчезли на лестнице, я закрыла дверь. Тоска вольготно устроилась у меня в душе. Я была подавлена, мне казалось, будто меня с корнями вырвали из родной почвы. Я не хочу перебираться в Париж и работать с людьми, которые будут мне рассказывать о своих волосах! Я вообще ничего не хочу. Даже перспектива завтрашней свадьбы меня не радует.
Я вышла на балкон и закурила. Черт возьми, что я вытворяю над собой? Неужели все это так и не послужило мне уроком? Я опять корчусь от боли, сокращая свою зону комфорта, проклиная судьбу и видя во всем только негатив. Много месяцев я жила бок о бок с прекрасными людьми, которым тоже пришлось переживать трагедии и невзгоды, но, несмотря на это, они продолжают радоваться жизни и видят луч солнца, пробивающийся сквозь облака. Мне надо брать с них пример.
