Они так утомили меня вопросами, что я готова была продемонстрировать им результаты своих самых интимных анализов, например влагалищного мазка. Внезапно мужской голос прервал нашу беседу.
– Пусть виновный сам признается, или я подам жалобу на всех вас! – прорычал пожилой мужчина, вытянувшись во весь рост, как гвардеец на посту.
– Что опять произошло, Леон? – спросила Марин, закатив глаза к небу.
– Произошло то, что у меня пропала вставная челюсть, пока я ходил в туалет. Я положил ее на салфетку, и она исчезла.
– Но зачем вы сняли протез? – спросила Изабелль.
– Я предпочитаю есть пюре без протеза. Ведь я имею право делать то, что мне нравится?
Обитатели дома престарелых продолжали свою трапезу, не обращая на него внимания, а Леон распалялся все больше:
– Я вас предупреждаю: если через минуту я не найду свою челюсть, я передам это дело в суд. Это издевательство! Я не позволю так с собой обращаться!
– Вы нас уже достали, Леон! – возмутилась «Мисс Бабушка – 2004». – Мы сыты по горло вашими выходками. Вы ведь прекрасно знаете, где ваша челюсть.
– Ну, началось… – проговорил медбрат с усмешкой.
– И часто у вас такое бывает? – спросила я.
– Регулярно. Можно подумать, он нарочно все это устраивает. Он оставляет свои вещи где попало и знает, чем все закончится.
Заинтригованная этой сценой, я во все глаза следила за происходящим. Сидящий за соседним столом Густав, тот самый дедушка – любитель розыгрышей, поднялся со стула и, опершись на ходунки, приблизился к Леону. Встав рядом с ним, он положил Леону руку на плечо и спросил:
– Ну, что, старик, опять настроение хуже некуда?
– Вы называете это плохим настроением? Немедленно отдайте мне мою челюсть или я…
– Или что? Вы меня укусите?
За столами раздалось хихиканье. Луиза прижала салфетку ко рту, чтобы не расхохотаться.
– Я жду, – продолжал Леон.
– Ну, вот же она, забирайте вашу челюсть, – с издевкой в голосе произнес Густав и улыбнулся во весь рот.
– Где она?
– Неужели вы ее не видите? – спросил Густав, еще шире растягивая губы в улыбке.
– Не вижу, раз спрашиваю.
И тут Густав приблизил свое лицо к Леону и раскрыл рот. Изабелль удрученно покачала головой.
– О, нет, Густав, только не это. Вы не могли этого сделать. Неужели вы засунули себе в рот челюсть Леона?
Старик громко рассмеялся над своей злой шуткой. Вслед за ним захохотали почти все обитатели дома престарелых, включая обслуживающий персонал. Должна признаться, что и я последовала их примеру. Смущенная мина Леона и гордая физиономия Густава, запихнувшего в рот слишком большой для него зубной протез, развеяли мое мрачное настроение.
– Джулия, завтра у нас день Белых медведей, ты присоединишься к нам? – спросил Грег, подливая себе вина.
– Белых медведей? А что это такое?
– Это название группы наших пансионеров. Раз в месяц в любое время года мы отправляемся искупаться в океане.
Не верю своим ушам: они что, с ума сошли?
– Мне тоже надо будет искупаться?
– Да, если ты пойдешь с нами!
Новые коллеги вопросительно уставились на меня. Все ясно: они проверяют меня на прочность, садисты. Если я откажусь, они решат, что я смалодушничала или еще хуже – что я погрязшая в высокомерии снобка, которая отказывается разделить с ними общие развлечения. Но если я соглашусь, то превращусь в сосульку. Выбор был непрост.
– Я с радостью присоединюсь к вам!
Понятия не имею, кто произнес эти слова, но мне показалось, что я узнала свой голос. Что ж, если собственное тело считает возможным изменять мне, то о чувстве собственного достоинства и говорить не приходится.
10
Можно было бы, наверное, выбрать более ясный день, чтобы солнце хотя бы на несколько градусов прогрело воздух. Но им это не пришло в голову. Было девять часов утра, и стоял такой холод, что зуб на зуб не попадал. А в это время компания умалишенных, к которой принадлежала и я, собиралась совершить заплыв в Атлантическом океане.
С момента моего приезда в Биарриц я каждую свободную минуту думала, правильно ли было бросить все в Париже и поселиться здесь. Но этим утром, стоя по щиколотку в ледяном песке, в своем самом закрытом купальнике – единственной защите от порывов ветра, – дрожа от холода как осиновый лист, я уже не задавала себе подобных вопросов. Отныне у меня не было сомнений в том, что я тронулась умом. Что-то сломалось у меня в голове, что-то пошло не так, сбилась какая-то программа, отвинтился винтик, произошла разбалансировка, породившая бредовые идеи. Короче говоря, к работе моего мозга можно применить любые слова, означающие дефект или поломку.
– Все готовы?
Грег подошел к воде. По пятам за ним двигались семь почти прозрачных силуэтов. Густав оставил свои ходунки в нескольких метрах от мокрого песка, «Мисс Бабушка» и в эту минуту не рассталась со своим шарфом, Луиза втянула живот, Элизабет и Пьер держали друг друга за руки, Жюль семенил в трусах в горошек, а Арлетта вытянула руки вперед. Я плелась за ними, умоляя высшие силы, чтобы какое-нибудь внезапное событие помешало всем нам погрузиться в пучину ледяных волн. Ураган, буря, белая акула, нашествие крабов, зомби – все что угодно, лишь бы судьба меня пощадила. Я хорошо знаю свое тело, оно не выдержит такого испытания, тем более что я привыкла принимать обжигающе горячий душ. Мой организм не поймет, что произошло, и устроит бунт.
– Встаньте все в одну линию! – продолжал мой палач. – Джулия, ты с нами впервые, поэтому я объясню тебе правила. Я считаю до трех, и на счет «три» все бегут к океану. Последний добежавший считается проигравшим и платит штраф. Готовы?
О нет, Грег, подожди, мне кажется, я забыла в комнате одну очень важную вещь, я должна обязательно вернуться за ней, без нее мне не жить, потому что эта вещь – мой мозг.
– Готовность номер 1.
– Раз…
Завещаю все мои книги и драгоценности маме.
– Два…
Завещаю всю свою косметику и DVD с фильмами Райана Гослинга своей сестре.
– Три!
– Прощайте навеки!
Больше я ничего не слышала и не видела. Я неслась с огромной скоростью, как будто от этого зависела моя жизнь, и что-то кричала, может быть, один или два раза звала на помощь маму. Вода была такой холодной, что казалась кипятком. Я сейчас растворюсь, разложусь на мелкие части, и от меня останутся только зубы, дети решат, что это ракушки, и сделают из них бусы.
Вот так, обратившись в простенькое украшение, я завершу свое бесславное существование. На моей могиле напишут: «Здесь покоятся бусы». Какой прекрасный конец!
