Игорь пожал плечами, но возражать не стал.
– Тебе он не снится?
– Снится. Маленьким, – отрывисто сказал он.
Взрослым Игорь своего сына не знал. Валентина пожалела, что задала этот вопрос. Простой и естественный, он тем не менее был слишком жесток.
– Прости, я…
– Не извиняйся, – мягко перебил Игорь. – Мы приехали.
В церковь они отправились вместе. Священник, моложавый мужчина с жидкой бородкой и светло-голубыми глазами, выслушал рассказ Валентины и, задумавшись на пару секунд, бодро заговорил, перемежая речь церковными оборотами. Рассудительный и благостный, он вел к тому, что Федор, очевидно, хочет уйти, и не нужно искусственно поддерживать в нем жизнь, раз он уже готов к переходу.
Священник говорил и смотрел на них своими водянистыми глазами, взгляд которых был безмятежен и бестрепетен. Хорошо, наверное, вот так сразу отвечать на любые, самые сложные вопросы. Пребывать в убеждении, что знаешь ответы; быть на «ты» с Создателем, понимать, чего он ждет.
Или священник только думает, что понимает это? Что слышит Бога?
– Но если земной путь Федора окончен, почему тогда Всевышний сам не призывает его? – спросил Игорь.
Священник снова заговорил, но Валентина больше не хотела слушать.
– Вы ошибаетесь, – громко сказала она. – Мой сын просил о другом. Я чувствую, я знаю.
Наспех попрощавшись со священником, они вышли на улицу.
– Зря мы сюда приходили, – вздохнул Игорь.
Валентина не стала спорить.
Пока шли к автомобилю, она вдруг подумала: скоро что-то должно произойти. Все события сегодня были неслучайны, они выстраивались в единую четкую линию. Действие развивалось, как в грамотно написанной пьесе: поэтапно, от акта к акту планомерно ведя куда-то. Ружье, висящее на стене, непременно выстрелит. Что-то произойдет – и даст ориентир, поможет понять, в каком направлении нужно двигаться.
Только вот хорошее случится или опять плохое?
Глава 22
Они сидели на жестких стульях возле дверей палаты. Ждали лечащего врача. Игорь посмотрел на Валентину и снова, в который уже раз, подумал о превратностях судьбы. Одна трагедия развела их на долгие шестнадцать лет, вторая – вновь соединила.
«Валентина, звезда, мечтанье! Как поют твои соловьи…» – когда-то, еще совсем мальчишкой, цитировал он Блока, обращаясь к своей любимой. Никогда не звал ее ни Валей, ни Тиной. Первое звучало слишком обыденно, во втором чудилось что-то вязкое, мутное, нехорошее.
Поженились рано – еще студентами. Его родители были против, ее мать – тоже. Тогда они с Валентиной переживали, расстраивались, но теперь, когда и ее, и его родные уже умерли, все сгладилось, позабылось.
Позже отец с матерью приняли сноху, звонили, присылали подарки, приезжали из Ульяновска, откуда Игорь был родом, постоянно звали в гости. А вот теща с зятем так и не примирилась: постоянно фыркала, отпускала едкие замечания и воротила нос. Хотела, чтобы Валентина вышла за медика, а не за инженера, и не оттаяла, даже когда родились дети.
Близнецы. Федя и Фая.
Обычно близняшки бывают привязаны друг к другу, но настолько сильная связь между крошечными детьми казалась невероятной, почти сверхъестественной. Игорь с Валентиной всякий раз поражались тому, как их сынишка с дочкой, не умея говорить, общаются и понимают друг друга. Словно два маленьких инопланетянина, они порой были закрыты для других, отгорожены от мира, но при этом отлично ладили между собой. Если одного не было рядом, другой плакал и беспокоился, стоило же малышам оказаться вместе, они принимались играть, не нуждаясь ни в чьем обществе.
В тот день, когда этажом выше произошел взрыв газа и начался пожар, дети были в квартире одни. Испугавшись, они забрались в шкаф, там их и нашли пожарные. Федя и Фая держались за ручки, тесно прижавшись друг к другу. Федя был жив. Фаечка задохнулась.
– Как ты думаешь, о чем доктор хочет поговорить с нами? – спросила Валентина. – Скорее бы уж. Вся изнервничалась.
– Все будет хорошо, – сказал Игорь и устыдился банальности этой фразы. Неловко ткнулся губами ей в висок. – Скоро узнаем.
Сам он думал, что, пожалуй, уже знает.
Две недели назад, в тот самый день, когда они с Валентиной говорили со священником, когда снова решили жить вместе, Федор пошевелил рукой и открыл глаза. Некоторое время спустя выяснилось, что он может дышать самостоятельно, и его отключили от аппарата искусственной вентиляции легких.
Сказать, что они с Валентиной воспрянули духом, – ничего не сказать. С минуты на минуту ждали, что Федор очнется, придет в себя, вернется к ним. Уверяли друг друга, что все скоро будет как прежде. Валентина даже в церковь начала ходить: вдруг именно это и помогло, этого от нее и ждали!
«Кто ждал? – думал Игорь, но вслух ничего не говорил. – Бог? Федор?»
Но время шло, а ничего больше не происходило. Их мальчик лежал неподвижный и бледный, глаза его были по-прежнему закрыты, он никак не реагировал на происходящее во внешнем мире, снова уйдя куда-то вдаль.
– Пройдусь, – сказала Валентина, поднимаясь со стула. – Не могу больше.
Игорь остался сидеть, глядя на закрытые двери палаты.
Вчера ему позвонили: нашелся покупатель на квартиру и машину. Скоро он снова станет казанцем, северная страница жизни будет окончательно перевернута.
В начале июля, когда Федора только-только перевезли в эту больницу, Игорь пришел навестить его и уже собрался войти в палату, как услышал со стороны запасной лестницы судорожные, приглушенные рыдания.
Он направился туда. За молочно-белыми дверями скорчился женский силуэт. Валентина. Игорь принялся успокаивать ее, говорить что-то утешительное, но она не слушала.
– Он так боялся пожара… И тесных помещений… – говорила она, пытаясь подавить рыдания. – Надо же, чтобы так случилось! Все вокруг горело, а он был в этой коробке…
– Прости меня, прости, – шептал Игорь, прижимая ее к себе, тоже уже плача.
Валентина сказала как раз о том, о чем он и сам постоянно думал, ощущая вину – неподъемную, горькую, не дающую жить. Невыносимо, мучительно сознавать, что он второй раз стал причиной… Уже второй раз!
– За что простить? – Она подняла покрасневшее, распухшее от слез лицо.
– Федор ведь ехал ко мне. Если бы не я, ничего бы не случилось. И тогда, в тот день, когда дети… – Голос его прервался, договорить Игорь не смог.
– Перестань! – Валентина слегка ударила его ладонью по груди. – Никогда не смей так думать! Он сам решил, и… Я побольше твоего виновата. Это ведь он от меня на край света готов был сбежать. Мы не очень-то… ладили с ним, – упавшим голосом договорила Валентина.
Игорь видел, до чего трудно ей было сказать это, и в тот момент понял, как они похожи. Не только они с Валентиной, а в целом – все люди, прошедшие через трагедию. Каждый винит себя. А виноватых нет и быть не может.
