– А что я сказал? – осторожно поинтересовался Петр Афанасьевич.
– Ничего особенного. Сказали, что машиниста нет, и поезд движется по кругу, из которого никому не вырваться. Он проезжает одни и те же места и нигде не останавливается. А еще сказали, что нельзя злить Проводника.
– Нет машиниста? – протянул вконец замороченный Петр Афанасьевич. – Как я мог сказать такую глупость? Состав не может двигаться сам по себе, кто-то должен им управлять!
Я усмехнулся и сделал новый глоток.
– Почему же глупость? Никакая не глупость. Я лично в этом убедился. Вы ошиблись только в одном. Поезд не просто движется по кольцевому маршруту. Поезд – это и есть круг, кольцо. Я обошел его и снова вернулся сюда, к вам.
Петр Афанасьевич смотрел на меня испуганно и вместе с тем жалеючи, как на душевнобольного. Наверняка он решил, что я тронулся умом. Меня это не беспокоило. Когда мы увидимся в следующий раз, он и не вспомнит о нашем разговоре. А может, не вспомнит и меня. Мы заново познакомимся, будем мило общаться, и так день за днем, день за днем…
Мне захотелось вскочить и начать громить мебель. Вместо этого я сказал:
– Извините меня, Петр Афанасьевич. Просто неудачная шутка.
– Да? – Он неуверенно улыбнулся, словно спрашивая, можно ли уже начинать смеяться.
– Конечно. Только шутка. Простите, а вы водку пьете?
– Я же медик, – с достоинством ответил Петр Афанасьевич. – Разумеется, пью.
Официантка подошла к нашему столу и проговорила, обращаясь исключительно к Петру Афанасьевичу:
– Вы готовы рассчитаться? Или еще что-то закажете?
Видимо, я настолько раздражал ее, что она решила меня игнорировать.
– Пожалуй, мы больше… – начал Петр Афанасьевич, но я не дал ему договорить:
– Скажите, а водка есть у вас?
Женщина выкатила на меня глаза, как будто я попросил ее раздеться и станцевать у шеста. Похоже, я окончательно пал в ее глазах.
– Мы бы хотели выпить по рюмочке, – поддержал меня Петр Афанасьевич, рискуя тоже потерять уважение официантки. – Будьте добры.
– Пиво, вино, шампанское, вермут, – скороговоркой произнесла она, махнув рукой влево.
Проследив за этим движением, я посмотрел в ту сторону. Бар. Когда я пришел сюда в первый раз, его не было. Еще одна метаморфоза.
Новогодние украшения исчезли, зато появился бар, окна стали чище, да и в целом – я только что обратил внимание – все стало как-то иначе. Что конкретно, уловить не мог, поскольку прежний интерьер постепенно выветривался из памяти. Кажется, все было в коричнево-бежевых тонах? Или нет? Сейчас, во всяком случае, превалировал синий цвет. Не исключено, что через какое-то время занавески, сиденья и шторы в вагоне-ресторане будут бордовыми. Ну и шут с ними. Какое мне дело до штор?
Я не видел выхода, я впал в отчаяние – есть ли смысл отрицать? Самое ужасное, что еще немного, и я привыкну к этому состоянию и больше уже не стану сопротивляться. Резьба и так почти сорвана.
– Так что принести? – ворвался мне в уши голос официантки. Оказывается, она спрашивала уже не в первый раз, и терпение ее грозило лопнуть.
Ах, да, конечно. Выпивка. Я же хотел напиться. Есть вероятность, что это поможет какое-то время продержаться. Нужно ли держаться – другой вопрос. Но раз я продолжаю верить, что нужно, значит, еще не все потеряно.
Парадокс, если вдуматься: я собираюсь отключить разум, чтобы сохранить его. Потерять свое «я», растворить его в вине, чтобы сберечь хоть ненадолго. Ладно, хватит жонглировать словами.
Мы с Петром Афанасьевичем посовещались и сделали заказ.
Глава 16
– Эй, вставай! Просыпайся! – уговаривал меня кто-то и при этом тряс за плечо. Голос был женский, молодой, незнакомый.
Глаза не желали открываться.
Где я? Кто со мной? Вспомнить пока не удавалось. Мне снился какой-то странный сон. Вроде бы я ехал в поезде и все никак не мог добраться до места… Что это было за место?
Мне чудились люди, лица. Кто-то говорил со мной, и вспоминать об этом разговоре было неприятно. Еще в том сне я постоянно куда-то бежал, открывал бесчисленное количество дверей. Все время ждал чего-то, надеялся найти нечто важное, но мне не удавалось.
– Вставай же, говорю тебе, мне на работу надо!
Что это за девушка? Кто она такая? Если ей нужно на работу, при чем здесь я? Видимо, я ночевал у нее. Ничего, совсем ничего не помню…
Состояние мое было похоже на похмелье, только без тошноты: голова ватная (хотя и не болит), горло саднит, слабость, дикая жажда, когда душу продашь за стакан холодной воды. Хотелось отвернуться к стенке, чтоб никто не трогал. Как хорошо укачивает – почему, кстати, укачивает? Не важно, после разберемся. Поспать бы пару часиков.
– Пожалуйста, Федор!
Ну, вот опять. Поспать, видимо, не получится.
С невероятным трудом открыв глаза, я прищурился, пытаясь осмотреться. Глаза болели от яркого света, который бил прямо в лицо. Кровать стоит напротив окна, а комнатенка крошечная, узкая.
Кровать, столик, окошко…
Черт! Я рывком сел и треснулся головой о верхнюю полку.
– Аккуратнее! Башку расшибешь!
В голове моментально прояснилось, воспоминания вернулись – все и сразу, как будто по щелчку. То ли от удара такой эффект, то ли я просто окончательно проснулся.
Вовсе это не «комнатенка крошечная». Это купе. А про поезд, двери, и людей – никакой не сон.
На соседней нижней полке напротив меня сидела девушка. Симпатичная, молоденькая, лицо милое и смутно знакомое. Где-то я видел эти светлые кудряшки… Точно!
– Ты же официантка? В вагоне-ресторане, да? – спросил я.
И только спросив, сообразил, что запросто могу за свой вопрос схлопотать по морде. Я быстро глянул на себя и увидел, что футболки на мне нет. Пошевелил ногами под простыней. Штанов нет тоже.
«Я с ней переспал? Или ничего не было? Можно ли переспать с женщиной и начисто забыть об этом? Если был сильно пьяный, то можно, наверное. Не знаю, со мной такого не случалось. Но ведь не спросишь же у нее! Я и так уже спросил…»
Весь этот поток промчался через мои мысли в считаные секунды. Должно быть, вид у меня при этом был забавный, а то, о чем я думал, отразилось на лице, потому что девушка усмехнулась и качнула головой – туда-сюда, отрицая что-то.
– Эх ты, дядя Федя – съел медведя! У официантки, между прочим, имя есть. Забыл, значит, как меня зовут?
– Извини, я…
– Надя.
– Извини, Надя.
Надежда – какое хорошее имя. Но сейчас в нем заключалась некая ирония. Ведь моя надежда, помучив меня, успела умереть.
