Но нельзя. На поезд мне, конечно, еще не скоро, ближе к вечеру. Однако вчера, когда начал укладывать вещи, которые собирался взять в поездку, обнаружил, что у сумки сломался замок. Да и маловата она. Не то чтобы у меня такой уж огромный гардероб, но все-таки…
В общем, нужно купить новую сумку. Через две остановки от моего дома есть гипермаркет, пойду и куплю. А потом стану укладываться.
Стараясь двигаться бесшумно, я поднялся с дивана. Мой диван стоит в небольшом углублении в стене. Вместо собственной комнаты – ниша, вот такая иллюзия уединения. Когда стану нормально зарабатывать, сразу возьму ипотеку или хотя бы комнату сниму.
Жить в одной комнате с матерью давно уже осточертело.
Да и ей, думаю, тоже. Вот она и цепляется ко мне по всякому поводу. Но ничего, скоро я уеду, и мы отдохнем друг от друга.
«Вот останешься одна, будешь скучать по мне! Пожалеешь: зачем придиралась, зачем ругала?»
Подумал, и самому стыдно стало. Двадцать лет уже, что за бредовые, подростково-страдальческие мысли!
Решив не завтракать, чтобы не греметь посудой, я прокрался в ванную, умылся и оделся. Когда вышел оттуда, посмотрел на диван, на котором спала мать. Она всегда укутывалась с головой, натягивала на себя одеяло или простыню, как сейчас. Глядя на белый кокон, я всегда думал: ей же душно там, дышать нечем, я бы так не смог. Когда был маленький, спросил ее, зачем она с головой ныряет в одеяло, мать засмеялась и сказала, что иначе нос мерзнет.
Но теперь я знаю, что нос тут ни при чем, а просто она по жизни такой человек – прячется от проблем, от людей и от себя самой. Ей надо закрыться, зарыться поглубже, чтоб никто не мешал себя жалеть.
Нет, она не нытик, личные проблемы на людей не вешает, сама карабкается. Но очень уж закрытая, натуральный человек в футляре. Никого к себе не подпускает и думает, что все с ней несправедливо обошлись: я, отец, сослуживцы, подруги (которых и нет, кроме тети Оксаны, да и та в Рязани живет). Да и жизнь несправедлива, в любой момент может ударить, отобрать что-нибудь, унизить, поэтому надо держать ухо востро, защищаться и прятаться в окопах.
Я постоял, послушал, как она тихонько сопит в своей матерчатой утробе, и вышел из квартиры. Может, мать и не спала уже, у нее чуткий сон, но предпочла сделать вид, что еще не проснулась. Готовит силы к битве. Спокойно собраться и уехать она мне ни за что не даст, попытается остановить, хотя и знает в глубине души, что бесполезно.
До магазина я решил пройтись пешком. Тепло, солнечно – в такую погоду не хочется толкаться в душном автобусе, когда каждый норовит сунуть тебе под нос свою подмышку.
Шел неторопливо, нога за ногу, а все вокруг бежали, спешили куда-то. Даже у пенсионеров озабоченные лица, даже малыши сосредоточены на том, чтобы успеть в детский садик.
Эх, бедолаги! Настроение у меня было отличное, я любил весь мир и испытывал странную, теплую жалость к людям, которым некогда разглядеть, как хорошо вокруг. Пейзаж, конечно, тот же, что и вчера, и месяц назад, и год, но правду говорят: точка зрения зависит от места, с которого смотришь.
Оттуда, где я сейчас находился, все виделось в радужном свете. Никогда у меня на душе не было легче, чем в тот момент, когда я забирал документы из университета. Как будто из тюрьмы вышел! Даже армия не казалась чем-то пугающим. Все теперь пойдет иначе, я больше ни одного дня не буду заниматься тем, чем не хочу, и общаться с теми, кто мне не по душе. Не то чтобы я часто насиловал себя, делая это, но решил, что никогда и не стану.
Не люблю эти мотивирующие книжки, в которых авторы учат любить себя и хвалить, радоваться каждому дню, улыбаться своему отражению в зеркале. Может, это и правильные советы, но невыполнимые. А раз невыполнимые, то что толку их давать?
Но одно там правильно пишут: если делаешь то, что нравится, все обязательно получится. Когда долбишься в дверь, а она никак не хочет открываться, значит, тебе не сюда, не твоя это дверь. Раз меня тошнит от одного вида учебника по физике, какой из меня энергетик?!
Понимаю, конечно, что писатель – профессия штучная. По блату стать топовым автором невозможно, даже если у тебя есть миллионы на раскрутку. Как там Авраам Линкольн говорил? «Можно обманывать часть народа все время. Можно обманывать весь народ некоторое время. Но нельзя все время обманывать весь народ».
Применительно к сочинительству: если как следует раскрутят, распиарят какого-то писателя, то люди, повинуясь рекламе, побегут и сметут с прилавков его творение. Но потом прочтут и плеваться будут, а за второй и третьей книгами уже не пойдут. Хоть издатель из штанов выпрыгни, но раз автор не «зацепил», никто свои кровные в магазин не понесет. Примеров тому – масса.
Да, пробиться сложно, но зато есть надежда: буду писать хорошо – начнут меня рано или поздно издавать. Отсутствие связей и денег не помешает!
В этом месте мои размышления обычно принимали более пессимистичный оборот. Будущие покоренные вершины, откуда виден лежащий у моих ног книжный рынок, подергивались туманом и сияли не так ярко. А все из-за крошечной прибавки – «рано или поздно». Потому что, скорее всего, – «поздно».
По крайней мере, до этой минуты никто меня нигде печатать не спешил, а кушать хочется всегда. Буду сидеть, писать шедевры, как Мартин Иден, а кормить и одевать меня кто станет? Мать вряд ли на это пойдет. Она простить не может, что я универ бросил, а если никуда не устроюсь и не пойду в другой вуз, сяду за письменный стол, то она меня живьем съест.
Какой парадокс! Если работать и ничего не писать, то как жить? А если не работать и писать, то жить на что? Это я не сам придумал, вычитал где-то.
Обычно, как начинал думать об этом, впадал в тоску. Но не сегодня. Нынче ничто не могло испортить мне настроение: скоро должна начаться новая жизнь, нечего тащить в нее прошлые сомнения.
Я сам не заметил, как дошел до торгового центра. Огромное здание – и все здесь гигантское. Парковка, окна, эскалаторы, количество магазинов, кафе и людей. Отовсюду манят и зовут. «Иди скорее, будь умницей: купи какую-нибудь модную побрякушку, поешь, прокатись в прозрачном лифте, обуйся, повесь на шею цепочку, подари девушке цветы, посмотри новый фильм, посмейся и забудь, что хреново живешь…»
«Отвяжитесь, я не ваш клиент!» – хотелось крикнуть в рекламные нарисованные лица. Мне нужна всего лишь сумка, чтобы сложить свои манатки и уехать отсюда, – и ну вас всех с вашими призывами!
На входе установили крутящуюся дверь – прежде ее не было. Раньше тут стояли раздвижные: подходишь – распахиваются. Сезам, откройся. Теперь же посетители заходили в небольшой отсек партиями человек по десять и топтались на месте, ждали, пока площадка повернется, и они окажутся внутри.
Я тоже подождал, потоптался, оказался.
Все кругом переливалось и сверкало, в уши лилась музыка, пахло духами – рядом с входом парфюмерный бутик. Людские потоки волнами обтекали меня с двух сторон, плыли дальше. Покупатели деловито рассортировывались по магазинам, шли к эскалаторам, стояли в очередях перед банкоматами. Как же много народу!
