— Вам скажут, когда будет готово, фрейлейн, — успокоил ее повар.
Но Лиза не успокоилась. Она ощутила настоятельную потребность зайти в туалет, потом выглянуть на крыльцо и подышать воздухом, потом ей послышались какие-то странные звуки около двери черного хода… Во время всех этих хождений она не просто скрывалась от пехотинца — она осваивалась в «Розовой розе», пытаясь отыскать себе пути к бегству, если это понадобится. Самым надежным, хотя и банальным, путем оказалось окошко в туалетной комнате, которое открывалось довольно легко и в которое было очень удобно вылезти, взобравшись на умывальник. Правда, со стороны улицы оно располагалось высоковато, придется прыгать в случае чего, да ладно, как-нибудь…
Лиза как раз выходила из туалета, когда перед ней возникла фрау Эмма — в серебристо-розовом умопомрачительном, невероятно элегантном платье, отделанном страусовыми перьями.
— У вас расстройство пищеварения? — спросила она холодно. — В чем дело, Лиза? Я полагала, вы внесете оживление в жизнь моих клиентов, а вы, такое ощущение, пренебрегаете своими обязанностями. Герр оберст-лейтенант выражает удивление вашим исчезновением. И это очень мягко сказано!
— Фрау Эмма, — беспомощно пробормотала Лиза, — но он вроде бы брался за блокнот, и я… Честное слово, я просто испугалась. Во-первых, мне он не нравится, а во‑вторых… господин Вернер…
— Господина Вернера здесь нет, — сухо сказала фрау Эмма. — Видимо, он изменил свои намерения относительно вас.
— Нет, не изменил, — воскликнула Лиза. — Он приезжал, встречал меня на крыльце, но должен был уехать, его вызвал господин фон Шубенбах. Между прочим, фон Шубенбах, с которым мы сегодня случайно встретились, тоже говорил… ну, мол, он не прочь стать моим покровителем. Так что этот оберст-лейтенант… он тут как-то не к месту, мне кажется.
— А мне кажется, у вас мания величия, — сказала фрейлейн Эмма еще более сухим тоном. — Фон Шубенбах, помощник военного следователя… Алекс Вернер, один из богатейших людей Третьего рейха… Угомонитесь, дорогая. Как говорила моя русская бабушка, знай сверчок свой шесток, не садись не в свои сани и руби дерево по себе.
— Но, по-моему, Алекс Вернер вчера при вас изъявлял свои намерения, — обиженно сказала Лиза. — И я же говорю, он приезжал, но должен был спешить, потому что фон Шубенбах…
— Вызвал его, да-да, это я уже слышала, — кивнула фрау Эмма. — Мы вернулись к тому же, с чего начали, но довольно толочь воду в ступе. Эти оба достойных воина далеко, а оберст-лейтенант сидит в зале и имеет весьма недовольный вид. Это раз. Девушки моего заведения не имеют права ни на какие симпатии и антипатии в ущерб этому заведению. Это два. Прошу вас в зал, и пусть беседа на эту тему будет у нас первой и последней, это три.
Она сделала приглашающий жест, и Лизе ничего не оставалось, как подчиниться и пойти вперед.
«Зараза, — зло думала она. — А казалась такой добренькой! Платья мне дала, аусвайс оформлять помогала…»
Лиза вошла в зал и радостно встрепенулась: пехотинца за столиком не было! Эсэсовец наворачивал своих цыплят — видимо, его обслужила другая девушка, пока Лиза искала пути к бегству.
— Значит, он ушел, — сказала Лиза со вздохом, который долженствовал был изображать раскаяние.
Подошел низенький мужчина во фраке (нет, не розовом, как можно было подумать, а в черном, и это было, кажется, единственное чужеродное пятно в оформлении «Розы») — метрдотель, который напоминал Лизе почему-то иллюзиониста Игоря Кио с фотографий в журнале «Огонек», — и сделал полупоклон:
— Герр оберст-лейтенант ждет фрейлейн Лизу в кабинете. Он оплатил заказ, но откушать не пожелал. Он жаждет встретиться с фрейлейн.
— Проводите фрейлейн, — приказала фрау Эмма и вышла из зала.
Лиза, не помня себя, вошла в кабинет. Армеец полулежал на розовом (а как же!) диванчике и не подумал встать при ее появлении. Его мундир был полурасстегнут, темно-карие глаза оценивающе обшаривали фигуру Лизы.
— Ненавижу розовый цвет, — наконец сказал он. — Какой дурак решил, что он должен возбуждать мужчину? Снимите это!
И он, кивком указав на ее платье, расстегнул еще одну пуговицу мундира.
Лиза стояла столбом. Если она сейчас воспротивится, карьере ее в «Розовой розе» придет конец. Если не воспротивится, то через пять минут оберст-лейтенант изнасилует ее вот на этом курьезном диванчике. Пожертвовать жизнью и честью ради Родины она никогда не была готова… тем паче после Петруся… это слишком большая жертва с ее стороны! С каким-то фашистом! Да еще таким неприятным на вид. Он совсем даже не стар, ну какой это возраст, сорок, сорок пять лет, но какой у него обрюзгший, неопрятный вид, какие короткопалые руки! Стоит представить, что сейчас они поползут по телу Лизы…
Бежать. Немедленно. Вот просто повернуться — и…
И как это — сейчас исчезнуть и больше никогда не увидеть Петруся? Не услышать, как он задыхается, и бормочет, и стонет, не ощутить, как бродят его губы по обнаженной шее, повергая в дрожь?
— Ну что вы стоите, как гейша, которая еще не исполнила полностью обряд развлечения мужчины? — буркнул оберст-лейтенант.
— Вы знаете о гейшах? — с трудом выдавила Лиза. — Это очень интересно, правда?
Среди маминых клиенток была одна — они с мужем долго жили на Дальнем Востоке, правда, не в Японии, а в Маньчжурии, но про Японию она тоже многое знала и рассказывала, рассказывала, а Лиза слушала, слушала… но сейчас в голову не приходило совершенно ничего, кроме того, что у каждой гейши был свой дану — покровитель. Где ж оба ее дану?! Набивались-то наперебой, а как дошло до дела…
«Ага, — ехидно произнес в голове Лизы некий голос, — а тебе в принципе не все равно, с кем из этих гитлеровцев переспать? Какая разница, будет это пехотинец, или интендант, или помощник военного следователя? Все дело в том, что Вернер и фон Шубенбах (Алекс и Вальтер, черт бы их подрал!) — помоложе и покрасивей, чем этот подержанный оберст-лейтенант. Ну да, спать с красивым фашистом приятней, чем с некрасивым!»
— Я бывал в Японии, — проговорил «подержанный оберст-лейтенант». — Я вообще много ездил. Моя работа… — Он осекся. — На гейшах слишком много наверчено. Слишком много тряпок. Кимоно, потом все, что под ним… И еще этот широченный и такой длинный оби, так у них называется пояс. Пока развяжешь, желание остынет. Поэтому я не спал с гейшами. Там есть и нормальные проститутки. Но гейши приятно поют. Это единственное, что мне в них нравилось. Ты умеешь петь?
Лиза кивнула.
— Вон там я видел гитару. — Он кивнул в угол, и Лиза, полуобернувшись, увидела висящую на стене гитару. — Я сниму. Споешь?
— Я умею только петь, но не умею играть на гитаре, — пробормотала она.
