— Я все переделаю, — твердил Энтони. — Самое главное — я нащупал правильный путь. Я придумаю, как сделать препарат безопасным. Но мне нужны деньги.
Вероятно, предполагалось, что эти деньги должен был дать я. Ну а кто же еще? Я — лицо заинтересованное, сам страдаю мигренями, располагаю очень солидными средствами, да к тому же я родственник, и не просто родственник, а одинокий, не имеющий наследников. Дать денег троюродному внуку, инвестировать в научные исследования — святое же дело!
— Я не милостыню прошу, — сказал Энтони, — я прошу в долг, мне нужен кредит. Я все верну.
— Интересно, как? В мои годы давать долгосрочные кредиты глупо, — возразил я. — Даже если ты сумеешь довести препарат до той кондиции, в которой он пройдет через Комитет, и начнется процедура лицензирования, я все равно не доживу до того светлого дня, когда ты разбогатеешь. Это случится не раньше, чем лет через десять.
— Я верну, — уверенно повторил Энтони. — В двадцатом году я получу деньги Уайли — Купера и все верну. Их хватит с избытком.
Деньги Уайли — Купера… О них я как-то не подумал. Собственно, я вообще вспоминал об этом крайне редко.
* * *
Зато теперь я помнил о Уайли и Купере почти постоянно. Когда я начал претворять в жизнь свою безумную затею, я почему-то не взял в расчет, что мне придется какое-то время постоянно находиться в боевой готовности. Иными словами, я буду нужен сам себе и своему проекту каждый день и каждую минуту, поэтому не могу позволить себе роскошь два-три дня валяться в постели в темной комнате и ничего не делать. А это означало, что принимать лекарство нужно будет ежедневно на протяжении длительного периода. Кто знает, к каким последствиям это приведет? Мне было страшно.
Я ведь говорил, что знаю, как устроена жизнь. И знаю, как сделать, чтобы комитет при повторном рассмотрении пропустил препарат и дал разрешение на его использование. Энтони, несомненно, знал это не хуже меня. Немного лжи, немного фальсификации в описании результатов, немного недосказанной правды — и нужные бумаги с печатями будут получены. После этого еще лет 20–30 никто ни о чем не догадается, а потом будет уже поздно. Энтони заработает свои миллионы и войдет в науку как первый ученый, освободивший человечество от страха перед приступами мигрени. Он сделает именно то, о чем так мечтал его далекий предок Джонатан. Правда, имя Уайли не окажется увековеченным, ибо Энтони носит совсем другую фамилию, но смею предположить, что после написания исследования и получения награды Уайли — Купера у него как у прямого потомка появятся все основания подать документы на смену фамилии. В США вообще поменять имя не составляет никакой проблемы, но если ты ученый и собираешься остаться в науке, то необходимо менять весь комплект дипломов, сертификатов и удостоверений. Либо при использовании каждого из них по тому или иному поводу каждый раз предоставлять документы о том, что ты законным образом и на законных основаниях изменил имя. Думаю, что моего родственника Энтони эти мелкие затруднения не остановят.
Он хочет денег. Он хочет славы. А на остальное ему наплевать.
От государства он денег не получит. Банки откажут в выдаче такого огромного кредита никому не известному ученому-медику. Богатый родственник, то есть я, тоже навстречу не пошел. Вся надежда Энтони Лагутина — на премию Уайли — Купера.
А вся моя надежда — на то, что премию Уайли — Купера присудят мне, а не ему. Я должен сделать все от меня зависящее, чтобы мой троюродный внук этих денег не получил.
* * *
В колледже во время занятий Наташа телефон не выключала, ей все равно никто не звонил в первой половине дня: все знали, что у нее лекции, семинары, репетиции и много прочего, что предусмотрено программой. Поэтому, когда через монотонный голос преподавателя внезапно прорвался настойчивый сигнал мобильника, Наташа даже не сообразила в первый момент, что звук доносится из ее рюкзака, стоящего рядом на полу.
Она торопливо сунула руку в кармашек, нащупала кнопку отключения звука, виновато посмотрела на преподавателя и до конца лекции сидела ни жива ни мертва от страха: кто мог ей позвонить в такое неурочное время? Все же знают, что с утра она в колледже. Мама? Что-то случилось с отцом, уехавшим в очередной далекий рейс? А вдруг самое ужасное? Или с бабушкой…
Злыдня-преподаватель, как нарочно, теперь не спускала глаз с Наташи, а расхаживая по аудитории, будто специально останавливалась именно возле нее, так что достать из рюкзака телефон и посмотреть, кто звонил, не было никакой возможности. Вернее, возможность-то была, но последствий очень не хотелось, а у этой ученой дамы последствия всегда были одинаковы: любой студент, застигнутый во время занятий с телефоном или любым другим гаджетом в руках, немедленно изгонялся из аудитории, а в учебный отдел подавалась докладная записка. В принципе, ничего страшного, конечно, кто в наше время боится разборок с инспектором курса? Всем плевать. Всем, но не Наташе. Да и во время зачета и экзамена можно потом нахлебаться, у злыдни память отменная.
Наташа еле-еле дождалась перерыва и выскочила в коридор одной из первых. Оказалось, что звонила Маринка. После пропущенного вызова от нее пришла эсэмэска: «Звони асап». Вот же Маринка! «Асап» на ее языке означало транслитерацию английского выражения «As soon as possible», что означало «как можно скорее». Переключать шрифт на латиницу она ленилась. Что там у нее может быть такого срочного?
— Наташка, бросай всё и бегом домой! — заполошным голосом скомандовала Маринка. — Нас взяли! Обеих! И тебя, и меня! Я как раз на первой паре сайт проверила, как увидела, что нас взяли, сразу отпросилась, типа у меня зуб разболелся, и прямо посреди пары свалила.
В колледже, где Марина изучала гостиничный менеджмент, требования к дисциплине во время занятий были куда более либеральными, да и на посещаемость смотрели сквозь пальцы, отделение-то коммерческое, платное, им вообще все равно, лишь бы деньги на счет поступали. А Наташа — бюджетница, с нее спрос другой.
— Зачем свалила? — не поняла Наташа. — И куда?
— Как это куда? Домой, ясен пень, готовиться надо, вещи перебрать. По дороге в салон забежала, записала нас обеих на четверг, вместе пойдем. Мне надо перекрасить прядь, я хочу другой цвет, ну и за тобой прослежу, чтобы все было тип-топчик, а то ты ж сама не разберешься.
— А почему на четверг? — растерянно спросила Наташа.
— Потому что в четверг вечером мы с тобой улетаем на самолетике в прекрасную новую жизнь. Ты что, на сайт не заходила?
— Нет, у меня лекция…
— Да забей ты! Лекция у нее… Тут, можно сказать, жизнь решается, а ты про лекцию какую-то талдычишь. Значит, слушай внимательно: мы с тобой прошли первый этап, нас приглашают на второй, он будет проходить три дня в каком-то месте на берегу озера, билеты оплачивают организаторы. Я уже всё посмотрела, туда лететь полтора часа всего, в аэропорту нас встретят и доставят на место. Прилетим в четверг поздно вечером и потом три дня будем стараться на втором этапе. В воскресенье вечером можем вернуться. Так что если ты заморачиваешься со своим учебным отделом, то тебе нужно отпроситься только на пятницу. В четверг, если очень захочешь, можешь с утречка еще поучиться, но на три часа мы записаны в салон, так и знай!
