Жаль, что мы остаемся тут всего неделю, тете Ольге (греческая королева Ольга Константиновна. — В.Х. ) так хотелось устроить праздник на «Азове», но положительно времени недостает. Мы уходим в среду 7-го в Порт-Саид и надеемся быть в Каире 10-го. Завтра уезжают д. Павел [Александрович] и Аликс (великокняжеская семья. — В.Х. ), она привезет тебе это письмо. Ожидаем с громадным нетерпением прибытия первого фельдъегеря в Каир.
Теперь прощай, моя милая душка Мама. Нежно обнимаю тебя, дорогого Папа, Ксению, Мишу и Ольгу. Низкий поклон от моих спутников. Да хранит тебя Бог!
Твой Ники » [26].
На столе в каюте наследника, рядом с фамильными портретами, постоянно находился и портрет любимой принцессы Аликс. Еще во время путешествия Николай Александрович через курьера получил долгожданное письмо от великой княгини Елизаветы Федоровны (1864–1918), где содержались обнадеживающие новости:
«Петербург.
5 марта 1891 года.
Дорогой Ники!
С любовью благодарю за твое милое письмо. С тех пор как я в последний раз писала тебе, у нас столько всего произошло — Сергея [Александровича] назначили генерал-губернатором Москвы. Мы были очень тронуты тем доверием, которое твой отец оказал моему дорогому мужу, дав ему такую важную должность, и добротой и любовью, которые он проявил, сделав Сергея своим генерал-адъютантом. Но ты легко можешь себе представить, как нас взволновало начало совершенно новой жизни…
Я получила несколько писем от Пелли (т. е. принцессы Аликс. — В.Х. ). Бедняжка, она мучает себя еще больше, чем всегда, и умоляет передать тебе со всей определенностью, что она вправду считает, что этому никогда не бывать. Но ее любовь сильнее, чем раньше, и я вижу, что она думает только о тебе. Тебе придется воевать самому, а я все же всегда надеюсь на Божью помощь. Почему не встретится такое глубокое чувство с обеих сторон? Я даю ей книги — те же, которые я прочла сама, и она, к счастью, их читает и, может быть, в конце концов, так полюбит эту веру, что это даст ей решимость мужественно встретить все, то недоброе, что могут о ней сказать. И, наконец, я помню, как сама думала, что никогда не переменюсь, а сейчас так счастлива этим. Она передает тебе большой привет. Молись, дорогой, очень усердно, и, может быть, все будет хорошо.
Суббота перед Вербным воскресеньем будет для меня великим днем. В нашей маленькой церкви эта служба пройдет очень тихо, а после Пасхи мы уедем в Москву.
У нас стоит тихая погода, а за границей везде холодно, совершенно необычно для этого времени года.
От нас обоих большой привет,
остаюсь твоя любящая
Тетушка » [27].
Великая княгиня Елизавета Федоровна (старшая сестра принцессы Аликс), как сообщала в письмах цесаревичу, твердо решила принять православие. Это стало общим знаменательным событием для всей Императорской фамилии. Великий князь Константин Константинович (1858–1915) записал в своем дневнике:
«1891 год. Санкт-Петербург
14 апреля.
Вчерашний день был знаменателен для нашего Дома: Элла присоединилась к Православию. Она сделала это не из каких-нибудь целей, а по твердому убеждению, после зрелого двухлетнего размышления. Трогательный обряд присоединения совершился у Сергея [Александровича] в его домовой церкви, рано утром. Присутствовали Государь, все семейство (кроме Михен и моей жены, которым как лютеранкам неудобно было присутствовать) и некоторые близкие знакомые. За обедней Элла причастилась…» [28].
В связи с этим событием цесаревич подарил своей тете Элле небольшой образ Спасителя на золотой цепочке, с которым она не расставалась вплоть до мученической смерти от рук чекистов в 1918 г. Эта реликвия (по некоторым сведениям) в настоящее время хранится в храме-памятнике Николаю II в Брюсселе в Бельгии.
Однако вернемся к путешествию цесаревича Николая Александровича, которого поджидали роковые превратности судьбы.
15 апреля 1891 года экспедиция русского престолонаследника прибыла в Нагасаки, где была очень торжественно встречена. Затем началась познавательная поездка по Японии.
После двух недель пребывания в Стране восходящего солнца, престолонаследник с сопровождающими из древнейшей японской столицы Киото поехали в городок Оцу. Осмотрели древний храм, а затем наступил торжественный обед у губернатора. По окончании трапезы сели в повозки-рикши и отправились обратно.
Круиз завершился в Японии неожиданным покушением на наследника Российского престола. Дело обстояло так, 29 апреля 1891 года цесаревич Николай Александрович и сопровождавший его в этом путешествии кузен, греческий принц Георг (1869–1957), в отличном расположении духа отправились в очередную поездку по стране в небольшой городок Оцу. Ничего, казалось бы, не предвещало беды. Однако, проезжая по одной из узких улочек уютного городка, Августейший гость подвергся неожиданному нападению полицейского.
Вот как сам цесаревич Николай Александрович описал этот инцидент 29 апреля в своем дневнике: «Проснулся чудесным днем, конец которого я бы не видел, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога! В 8½ [часов] отправились в дзинрикися (т. е. в коляске рикши. — В.Х. ) из Киото в небольшой городок Оцу, куда приехали через час с ¼, удивлялся неутомимости и выносливости наших джинрикшей. По дороге в одной деревне стоял пехотный полк, первая часть, виденная нами в Японии.
Немедленно осмотрели храм, и выпили горького чаю в крошечных чашках; затем спустились с горы и поехали к пристани. Ехали вдоль канала, прорытого из оз[ера] Бива внутри гор, работа поистине египетская! С пристани отправились на паровых катерах по озеру к дер[евне] Карасаки, где на мысе стоит огромная сосна около 1000 лет и при ней маленький храм. Здесь рыбаки поднесли разного рода рыбы, только что вытащенные при нас — лососи, форели, лещи, плотва и др.
Вернувшись в Оцу, поехали в дом маленького кругленького губернатора. Даже у него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь; тут Джоржи (греческий принц Георг. — В.Х. ) и купил свою бамбуковую палку, сослужившую мне через час такую великую службу.
После завтрака собрались в обратный путь. Джоржи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера! Выехали мы опять в джинрикшах в том же порядке и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидал мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблею в обеих руках.
Я только крикнул: “Что тебе?” и выпрыгнул через джинрикшу на мостовую; увидев, что урод направляется на меня и что его никто не останавливает, я бросился бежать по улице, придерживая кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны. Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джоржи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским. Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено: Джоржи — мой спаситель — одним ударом своей палки повалил мерзавца; и когда я подходил к нему, наши джинрикши и несколько полицейских тащили того за ноги; один из них хватил его же саблей по шее.
