Вейс вышел на крыльцо, выкурил сигарету, немного успокоился
и возразил самому себе: не Полянская послала боевиков громить Доктора, не она
виртуозно убрала Зотову, не она пристрелила киллера на Шмитовском и пустила
профессиональные «хвосты» за ним, Вейсом…
Он уговаривал себя: «Не будь идиотом, не впадай в мистику,
думай, ищи выход!»
Он не сомневался: Колдун уже знает о разгроме Доктора.
Теперь он, Вейс, для него ничего не значит. А что, если попытаться встретиться
с ним для последнего разговора? Не с его безмозглой кодлой, а с ним, Колдуном,
лично. Он не дурак, должен понимать: препарат – это живые деньги. Такие деньги,
какие и не снились ему с его бандитскими амбициями. Можно попробовать начать
все сначала – переждав, отсидевшись и, разумеется, убрав наконец эту Полянскую,
которая торчит, как заноза в глазу.
И правда – почему бы не поставить теперь на Колдуна? Чем он
хуже Доктора? Какая разница, под какой уголовной «крышей» работать?
Тем более Колдун не раз намекал, мол, его люди могли бы
участвовать в деле не только в роли курьеров. Но Доктор не потерпел бы конкуренции.
Они с Колдуном знали друг друга, соблюдали взаимный нейтралитет – внешний, во
всяком случае. Но в последние два года доходы Доктора галопом обгоняли
колдуновские барыши…
Теперь Доктора нет. И не откажется же Колдун занять его
место!
Вейс продрог, сидя на крыльце. Так приятно было вернуться в
теплую, натопленную комнату и забраться под ватное одеяло. Думая о том, как
лучше выстроить разговор с Колдуном, он незаметно заснул.
* * *
– Что ты собираешься делать дальше? – спросила Света,
наливая кофе Арсюше и себе.
После бурной ночи они проспали до двух часов дня и только в
половине четвертого сели завтракать.
– Есть под Сан-Франциско православный мужской монастырь.
Настоятель там архимандрит отец Владимир Верещагин, мой двоюродный дядя. Я
давно туда собираюсь.
– Очень поэтично – монашествовать в Америке, – усмехнулась
Света. – Ехал бы уж тогда в Россию.
– Что ты, какой уж из меня монах! Я с дядей хочу повидаться,
Верещагиных на свете совсем мало осталось. Поживу там послушником, поработаю в
монастырских мастерских, попробую грехи свои замолить, а дальше – как Бог даст.
Может, и вернусь в Россию. А пока у меня ни документов нормальных, ни денег
нет.
– Ну, на билет до Сан-Франциско ты своей детективной
деятельностью заработал, – задумчиво произнесла Света, – только не получится из
тебя послушника.
– Почему?
– Глаза у тебя больно блудливые!
* * *
Через три дня Арсюшу провожали в Сан-Франциско. Ссадины у
него на лице почти зажили. Света купила ему приличную одежду. В темном свитере,
из-под которого выглядывал белоснежный воротничок сорочки, он опять выглядел
красавцем.
Самолет улетал через полчаса. Они сидели в полупустом
аэропорту, в маленьком кафе.
– Ты хоть будешь думать обо мне иногда? – внезапно спросил
Арсюша, глядя Свете в глаза.
– Я тебе напишу, – пообещала Света. Лена, чтобы не мешать
им, встала и отошла к супермаркету.
– Письма идут долго, – вздохнул Арсюша, – интересно,
увидимся мы еще когда-нибудь?
– Как Бог даст…
Несколько минут они просидели, молча глядя друг на друга.
Арсюша снял маленький эмалевый образок Казанской Божьей Матери, висевший у него
на цепочке вместе с нательным крестиком, и протянул Свете.
– Спасибо, – она сжала образок в ладони. Посадку объявили
уже в третий раз. Подошла Лена.
– Все. Пора. – Арсюша поднялся и залпом допил ледяной
«спрайт», оставшийся в стакане. Потом достал из сумки толстую потрепанную
тетрадь в клеенчатой обложке и отдал Лене. – Если сможешь, перепечатай что
понравится и попробуй опубликовать в России.
Лена перелистала тетрадь, исписанную от корки до корки
стихами. Почерк у Арсюши был крупный, острый, как галочьи следы на снегу.
– Хорошо. Сделаю, что смогу. Ты пиши мне.
…Уже пройдя полицейский контроль, на котором просвечивали
багаж – нет ли бомбы, – но документов при этом не проверяли, Арсюша оглянулся и
закричал на весь аэропорт своим хорошо поставленным баритоном по-русски:
– Полянская! Как родишь, сразу напиши! – и скрылся в
небольшом табунке пассажиров, которых дежурная провожала к самолету.
* * *
Колдун был заядлым бильярдистом. В последнее время было
сложно выкроить часок-другой, чтобы доиграть. Но не хотелось терять форму, а
потому он назначил себе два часа в неделю, которые проводил в бильярдной,
несмотря ни на что. Именно там, в бильярдной на Пресне, его всегда можно было
застать по четвергам с восьми до десяти.
Увидев Вейса, Колдун ничуть не удивился. Он знал, Вейс будет
искать встречи с ним лично, и даже примерно представлял себе содержание их
разговора. Только не придумал еще, что ответить.
Впрочем, Колдун не любил загадывать наперед, предпочитал
действовать по наитию – как карта ляжет.
Вейс выглядел неплохо для человека, находившегося в бегах.
Он был давно не брит, но это его только красило, а черные джинсы и толстый
белый свитер шли ему даже больше деловых костюмов, в которых он обычно ходил.
Быстро взвесив все «за» и «против». Колдун сообразил: он
ничего не теряет, если согласится на предложение Вейса, а приобрести может
многое. Тем более Вейса теперь можно жрать с потрохами. Сам ведь приполз: мол,
на, кушай меня на здоровье! И денег своих назад не просит, будто забыл.
– Где тебя искать? – быстро спросил он, не глядя Вейсу в
глаза.
– Сколько времени понадобится, чтобы выяснить, кто за мной
пустил «хвосты»? – ответил тот вопросом на вопрос.
– Денечка два, не больше. – Колдун похлопал собеседника по
плечу. – Так где же ты отсиживаешься? Может, скажешь по старой дружбе?
– Я сам позвоню тебе через два дня, никуда я от тебя не
денусь, – он улыбнулся через силу, – я не прячусь, просто отдыхаю. Телефона там
нет, ехать далеко. Зачем тебе беспокоиться? В субботу позвоню.
«Ага, не прячется он! – усмехнулся про себя Колдун. –
Отдыхает он, сучий потрох. За ним ментовка носится с высунутым языком, а он
отдыхает. Ох, собью я с него эту фраерскую спесь с большим удовольствием».
Колдун даже зажмурился, предвкушая, как будет сбивать спесь с этого надменного
красавца.
– Ну, как знаешь, – сказал он вслух и принялся за прерванную
партию.