На локтевом сгибе левой руки она почувствовала холодок ватки
со спиртом. Через секунду в вену вошла игла – легко и не больно. Укол делал
профессионал. Что-то стало медленно вливаться ей в кровь.
Иглу осторожно вынули из вены, уколотое место протерли
спиртом, подушку убрали с лица. Едва освещенная комната расплывалась в каком-то
мягком, вязком тумане и таяла. К горлу подступила тошнота, но не сильная,
терпимая.
Над собой Амалия Петровна увидела двух мужчин с приятными
молодыми лицами. Мужчины внимательно смотрели на нее.
– Думаешь, достаточно? – с сомнением спросил один.
– Вполне. Пять граммов. И слону бы хватило, – ответил другой
и осторожно приложил пальцы правой руки Амалии Петровны сначала к
пятиграммовому шприцу, потом к нескольким надколотым ампулам.
Сознание угасало. Она уже не чувствовала ни ужаса, ни
удивления. Дыхание стало редким, поверхностным, лицо побелело.
Один из молодых людей приподнял ей веко. Зрачок в
бледно-голубой радужке был сужен до точки. Пульс едва прощупывался. Мужчина
очень бережно отклеил кусок лейкопластыря от ее рта, а его напарник, оглядев
туалетный столик, нашел ромашковый крем, снимающий раздражение, и смазал
покрасневшую под пластырем кожу.
– Кома, – тихо сказал тот, что делал угол. – Можно уходить.
Придирчиво оглядев спальню в последний раз, оставив гореть
ночничок и работать радио, из которого нежно звучала старинная лютневая музыка,
молодые люди бесшумно удалились, не оставив в замке стальной двери ни единой
царапины от отмычки.
Валя резко вскинула руку и выпустила в лицо сопящему
человеку струю газа. Человек заорал, упал на четвереньки. Рядом с ним шлепнулся
и пробил корочку льда какой-то небольшой металлический предмет.
«Нож!» – мелькнуло у нее в голове. Но уточнять она не стала,
опрометью кинулась через сквер, пробежала два квартала и с дико колотящимся
сердцем влетела в милицию.
– Меня только что хотели зарезать, там, в сквере… Он лежит
там сейчас, я в него газом из баллончика пальнула, прямо в лицо. Он упал…
От волнения Валя не сразу заметила Митю Круглова, который
сидел рядом с дежурным, курил и прихлебывал горячий чай.
– Девушка, успокойтесь, – строго сказал дежурный, – не
тараторьте так, толком все расскажите. Фамилия ваша как?
– Потом, все потом! Надо скорее идти, брать его, пока он не
очухался. Я знаю, его наняли, и знаю кто.
Тут Митя вскочил, опрокинул стакан с горячим чаем, выбежал
из-за перегородки и схватил Валю за руку:
– Валюша, ты правда успокойся. Пойдем вместе, покажешь.
– Эй, Круглов! – возмутился дежурный. – Ты хоть подотри за
собой – все ведь мне на брюки пролилось!
Но Круглова и Вали уже след простыл.
– Он один был? – спросил Митя на бегу.
– Один.
Через три минуты они были в сквере.
– Вот он! – указала Валя в темноту. Прусак пытался встать,
хотя бы на четвереньки, но не мог. Так и лежал, скрючившись. Он дал обыскать
себя, слабо щурясь на луч фонарика. Его тошнило, голова кружилась.
– Я не подниму его, – развел руками Митя, – тяжелый он, хоть
и тощий. Эй, Прусак, вставай, я ведь тебя сразу узнал. Вставай, говорю!
Митя еще раз попытался его поднять. Валя помогала ему,
поеживаясь от страха и брезгливости.
Раздался скрип тормозов. В темноте вспыхнули фары. Из
подъехавшего милицейского «газика» вышли двое, присланные на подмогу.
Прусака погрузили в машину.
– Нож! – закричала Валя. – Я забыла сказать, он обронил
что-то, похожее на нож.
Один из милиционеров посветил фонариком. В грязи
действительно валялась длинная, заточенная как бритва финка.
* * *
Прусак еле ворочал языком. Рвало его так, что пару раз
пришлось сводить его в сортир.
Однако сначала он даже попытался возмущаться:
– Это, начальник, мое личное дело. Мне девка эта давно
нравилась. Я, в натуре, поговорить с ней хотел, по-человечески. А она мне прямо
в морду этой дрянью пальнула. Ее задержать надо, в натуре, а не меня, слышь,
начальник!
Раскололся Прусак довольно быстро. Выложил все – и как
наняла его Зотова, и сколько заплатить обещала.
Валя подтвердила: в ее смерти мог быть заинтересован только
один человек Амалия Петровна Зотова, и подробно объяснила почему. На том же
«газике» Валю отвезли домой. В ее окнах горел свет.
– Я видела, ты подъехала на милицейской машине. – Мама
распахнула дверь, как только Валя вставила ключ в замочную скважину. – Что
произошло, Валентина?
– Ничего, мамуль. Все в порядке. Жива, как видишь. Завтра
расскажу, очень спать хочется.
* * *
Стальную дверь квартиры Амалии Петровны долго не могли
взломать. Когда наконец вошли, капитан Савченко тут же вызвал «скорую» и
опергруппу.
– И смотреть нечего, – вздохнул врач «скорой», – вколола
себе сама в вену, и привет. Она же медик.
То же самое сообщил и судмедэксперт, прибывший с
оперативниками. Тело увезли в морг. Квартиру опечатали. Вскрытие показало, что
смерть наступила от отравления большой дозой морфина гидрохлорида, введенной
внутривенно. Дактилоскопической экспертизой было установлено, что и на шприце,
и на вскрытых ампулах были отпечатки пальцев только одного человека – покойной
Амалии Петровны Зотовой.
– Не верю, что она сама, – сказал капитан Савченко, сидя
поздним вечером с женой на кухне, – не могла она. Не таким была человеком. Да и
не знала она еще, что Прусак раскололся.
– Давай помянем ее по-хорошему, – вздохнула жена, –
несчастная она была женщина, совсем одинокая.
И они выпили коньячку, не чокаясь.
Глава 20
– Ты решительно отказываешься ехать в Гринвич-Вилледж? –
спросил Стивен, выходя из дома вслед за Леной.
– Поздно уже, Стив. Я устала, глаза закрываются. Лучше
пообедаем дома, купим что-нибудь, я приготовлю.
– Но должны же мы отпраздновать твой приезд! – Стивен вертел
на пальце ключи от машины. Он был явно огорчен. – Зачем я тогда надел парадный
костюм?
– Хорошо, – вздохнула Лена, – есть компромиссный вариант.
Помнишь тот уютный итальянский ресторанчик, в двух кварталах отсюда? Там еще
хозяин такой маленький-маленький.
