– Ox, Cepera, – тяжело вздохнул Казаков, – я понимаю, у тебя
любовь: ты ходишь с сияющими глазами и с идиотически-счастливой физиономией. Но
ведь тебе сорок лет, ты подполковник МВД, у тебя высшее юридическое
образование. Неужели ты не понимаешь, что вся эта история с похитителями
неродившихся младенцев бред. Я ведь после твоего звонка консультировался со
специалистом из Минздрава. Он мне популярно все объяснил. В Лесногорской
больнице действительно работает экспериментальная лаборатория. Она существует
уже три года и к беременным женщинам отношения не имеет. Никакая мафия за твоей
зазнобой не гоняется. А убийство, вернее, покушение на убийство – чистая
бытовуха. Ревность. Где ты видел, чтобы киллер таскал с собой в кармане
фотографию жертвы? Сейчас я тебе вкратце обрисую предварительную версию, а ты мне
возражай.
– Чью версию? – усмехнувшись, спросил Кротов.
– Генеральскую. Так вот. Убитый Бубенцов узнает о романе
своей бывшей жены.
– Они развелись восемь лет назад, – напомнил Кротов, – у
него потом две семьи сменилось.
– Но последний раз встречались три месяца назад, и он хотел
возобновить с ней отношения. Может, он всю жизнь ее одну и любил, а она его
послала подальше. Он звонит, назначает ей встречу, просит прийти в тихий
безлюдный дворик, где произошло их последнее объяснение. Там капитальный
ремонт, народу ни души. В состоянии аффекта он стреляет в другую женщину,
которая случайно зашла во двор и имела несчастье быть похожей на Полянскую,
особенно издали, в темных очках. Убитая падает, очки слетают. Обнаружив ошибку,
он кое-как прячет труп, несется в квартиру, где объект его страданий
преспокойно принимает душ. А в самый решающий момент входишь ты и успеваешь
пальнуть на секунду раньше. Ты поступил совершенно правильно: спас жизнь
женщине и ребенку, застрелил убийцу. И тогда вполне естественно, что Полянская
как бы не помнит, кто ее так заботливо вытаскивал из душа и укладывал в
постельку. Она, конечно, не выдаст тебя. Между прочим, обморок, который, по ее
словам, с ней случился, не может продолжаться более трех минут. Так что
покушение на твою зазнобу – чистая бытовуха.
Кротов сидел молча и слушал Казакова спокойно. Он еще в
самом начале разговора поставил перед собой задачу – спокойно слушать.
– Ну, возражай мне, что ты молчишь? – Казаков нервно крутил
сигарету. Многие годы он курил только «Яву», и даже когда Москва наводнилась
импортными сигаретами всех марок, своей привычке не изменил. Покупал «Яву»
блоками, раскладывал по батареям распечатанные пачки, долго сушил…
– Не буду, – сказал Кротов, – не буду я тебе возражать. Ты
сам прекрасно понимаешь, что вся эта версия про Отелло с глушителем и отмычками
– чушь собачья. И что Полянская – не сумасшедшая, тоже догадываешься, хотя
никогда ее не видел. Кстати, с кем именно ты консультировался? Не с Буряком
случайно?
Казаков кивнул.
– Врет твой Буряк! И ты сам это чувствуешь, – закончил
Кротов.
– Ну, чувствую, и что? – Казаков наконец закурил почти
выпотрошенную «явину». – Ты лучше спроси меня о другом: зачем тебе, Сергею
Кротову, понадобилась вся эта инсценировка с третьим неизвестным, если в твоих
действиях, продиктованных крайней необходимостью и совершенно понятных, не было
состава преступления? Куда делось оружие, из которого ты стрелял? Или – как мог
Бубенцов обознаться, даже в состоянии аффекта, если до смерти любил твою
Полянскую? Как он мог ее с кем-то перепутать?! В общем, вопросов масса, а в
итоге получается тухлый «висяк».
Кротов встал.
– Я могу идти, товарищ полковник? Меня как – только от этого
дела отстранили или от всех сразу?
– Ладно, Серега, брось. Ты на меня-то бочку не кати. Нам с
тобой еще к генералу на ковер… В общем, так. Ты сейчас берешь неделю в счет
своего законного отпуска. Тебе надо заняться здоровьем и нервами твоей
Полянской и многими другими неотложными домашними делами. Если что – звони,
буду держать тебя в курсе. Но не забывай, ты будешь заниматься своими частными
делами. А я чем могу, помогу.
Полностью противореча своим привычкам, Казаков встал и
проводил своего заместителя до двери кабинета.
– Слушай, Серега, а этот ребенок – твой или нет?
– Мой, – ответил Кротов и вышел.
* * *
Лаборантка Любочка, которой Кротов отдал на экспертизу банку
с прозрачной жидкостью и преподнес в качестве аванса за срочность коробку
конфет «Рафаэлло», пила в углу лаборатории кофе с этими самыми конфетами.
– Спешу вас обрадовать, Сергей Сергеевич! – улыбнулась она.
– В этой банке жидкость, по своему составу напоминающая – знаете что?
Околоплодные воды! Это фантастика – наполнить околоплодными водами банку для
капельницы! Кофейку хотите?
– Не откажусь, спасибо. – Кротов придвинул стул и сел. –
Могу еще добавить, что в жидкости этой находился скорее всего живой плод. Вам
сахару сколько?
– Два куска, – машинально ответил Кротов. – Разве это тоже
можно определить?
– Нельзя сказать с абсолютной точностью, был ли плод
здоровым, но что он был живой – это стопроцентно. При мертвом плоде воды
содержат примеси мекония, мутные, бывают зеленоватого или коричневатого цвета.
А эти – чистенькие.
Кротов закурил. Любочка аккуратно вытянула сигарету из его
пачки. Он щелкнул зажигалкой.
– Извини, забыл тебе предложить.
– Ничего. Еще налить кофе?
– А давай! – весело согласился Кротов. – Теперь скажи мне,
эти околоплодные воды могут быть ядом или чем-то в таком роде?
– Ну что вы! Совершенно безобидная жидкость.
– Но ведь они в банке для капельницы. Что будет, если их
ввести внутривенно?
– Насколько мне известно, такого никто никогда не делал. Но
теоретически это смерть. Эмболия околоплодными водами. При вскрытии поставили
бы именно такой диагноз. Патология крайне редкая, но бывает ведь. – Любочка
глубоко затянулась. – Жидкость в капельницу можно ввести только шприцем. Банка
практически герметична, обычно протыкают иглой. Да, очень интересно… Я бы
сказала, чисто медицинское убийство. Причем убить так можно только женщину в
послеродовом периоде и только в условиях больницы. Тогда ничего невозможно
будет даже заподозрить…
– Ты пальчики сняла?
– Обижаете, Сергей Сергеевич!
– Спасибо тебе, Любочка. Ты эти пальчики сохрани. А
результаты экспертизы оформляй по всем правилам. С меня еще коробка «Рафаэлло».
– И в какой же это больнице есть врачи такие
изобретательные? – улыбаясь, спросила Любочка. – Узнать бы, чтоб туда не
попасть случайно.
