– Успокойтесь, деточка. Я понимаю, вам тяжело. Ну, что
случилось, то случилось. Нельзя так казниться.
– Это не само случилось. Это вы сделали.
– Мы? Сделали вам выкидыш? Что вы такое говорите, Лидочка?
Как вам не совестно?
– Вы ввели мне лекарство, от которого начались роды. Вам
зачем-то понадобился мой ребенок.
– Мы вам жизнь спасли. У вас ведь трое детей, подумайте о
них. Это счастье, что выкидыш случился здесь, в больнице. – Зотова уже теряла
терпение, но держалась из последних сил.
– Я подам на вас в суд, – спокойно сообщила Глушко.
Именно это спокойствие и тревожило Зотову.
«Если к Полянской прибавится еще и Глушко… Надо что-то
делать!» подумала она и сказала:
– К сожалению, мне пора. Отдыхайте. Скоро мы вас выпишем. И
не надо так волноваться. Могут возникнуть серьезные осложнения в послеродовом
периоде.
Выйдя из бокса, она направилась в лабораторию, заперла за
собой дверь, достала из холодильника банку, наполненную прозрачной бесцветной
жидкостью. На дне осело немного легких беловатых хлопьев.
«Такого никто никогда не делал, – подумала Зотова, слегка
встряхивая банку, – никому такое в голову не приходило… Но только не сейчас,
вечером».
* * *
Около десяти часов вечера Валя Щербакова заметила, что
стальная дверь лаборатории чуть приоткрыта. В коридоре был полумрак, и из
дверной щели на пол падала тонкая яркая полоска света. Валя на цыпочках шагнула
к лаборатории, но дверь тут захлопнулась, и щелкнул замок.
Валя остановилась в нерешительности: остаться здесь и ждать,
кто выйдет? Или просто подойти и постучать? Придумать какой-нибудь предлоги
заглянуть краешком глаза… И то, и другое – подозрительно. Да и что она успеет
разглядеть?
Пока она размышляла, дверь открылась. Из лаборатории вышла
Зотова. В руках у нее была банка капельницы, наполненная прозрачной жидкостью.
Валя не спеша развернулась и пошла по коридору. Зотова окликнула ее:
– Деточка, подождите!
Голос Амалии Петровны был спокойным и ласковым.
– Я все время забываю, как вас зовут. Вы ведь у нас практику
проходите?
– Меня Валя зовут, Валя Щербакова. Да, я у вас на практике.
– Устаете, наверное, ночами?
– Устаю, – призналась Валя, – спать все время хочется.
– Ну, иногда можно подремать, когда работы нет срочной. –
Зотова понимающе улыбнулась :и даже подмигнула. – Я в вашем возрасте такая соня
была, а чем старше становлюсь, тем меньше сплю.
«Какая все-таки она обаятельная женщина! – подумала Валя. –
Интересно, что ей от меня надо?»
– Я вот о чем хотела вас попросить, Валечка, – как бы
отвечая на вопрос, сказала Зотова, – пожалуйста, поставьте эту капельницу
больной Глушко из пятнадцатой палаты. Она после выкидыша, состояние у нее
неважное, я боюсь осложнений. Лучше перестраховаться. Правда? – Она опять
ласково улыбнулась.
Валя осторожно взяла в руки банку.
– Как сделаете, можете пойти поспать. Я понаблюдаю, потом
сама сниму. Договорились?
– Спасибо, Амалия Петровна. – Валя опустила глаза.
– Вы очень хорошая девочка, – Зотова подтрепала ее по
круглой щеке, совсем не похожа на нынешних. Такая скромненькая, спокойная. Я
обязательно напишу благодарность в институт.
Валя хотела спросить, что в банке, но постеснялась.
* * *
В маленькой послеоперационной палате было темно. Валя щелкнула
выключателем. Задрожал голубоватый люминесцентный свет, и Валя заметила, как
вздрогнула лежавшая на койке женщина.
– Простите, пожалуйста, Лидия Всеволодовна. Капельницу вам
надо поставить.
– Я не спала. – Лида резко села на койке. – Пожалуйста, не
надо мне ничего ставить.
– Почему? – удивилась Валя.
– Мне нужно позвонить мужу. Где у вас телефон?
По коридорному телефону-автомату для больных можно было
позвонить только в Лесногорск.
– Что с вами делать, пойдемте в ординаторскую. Оттуда можно
позвонить в Москву по коду.
Вообще это было категорически запрещено, но Валя решила:
сейчас там никого нет, а человеку надо, в конце концов, домой позвонить…
– Жора, это я!..
Валя села в сторонке, чтобы не мешать. Выходить в коридор
она не хотела – если кто-то зайдет и увидит больную в ординаторской, будет
скандал. А так она возьмет все на себя. Влетит, конечно, ну и ладно.
– Жора, забирай меня отсюда как можно скорей. Приезжай и
забирай под расписку. Они не могут не отпустить. Возьми с собой Сергея.
Что? Были вместе? И что он сказал? – Лида немного повысила
голос:
– Не может быть!
Потом заговорила совсем тихо, даже прикрыла ладонью трубку,
но Валя слышала каждое слово:
– Мне здесь страшно. У меня не было никакого выкидыша. Они
мне поставили капельницу, и начались роды. Ребеночек живой был, я видела. Они
его унесли. Нет, девочка. Нет, я не видела. Эта женщина сказала, которая
принимала…
Дверь распахнулась, и на пороге возникла Зотова:
– Что здесь происходит?
– Простите, Амалия Петровна, больной надо было позвонить,
она же из Москвы… – Валя вскочила и даже вытянулась по стойке «смирно».
– Немедленно положите трубку! – скомандовала Зотова, ни на
кого не глядя.
– Все, Жора, я больше не могу разговаривать. – Валя
заметила, что при появлении Зотовой Лида вдруг побледнела.
– Больше никогда так не делайте, – сказала Амалия Петровна
вполне спокойно, – больным запрещается пользоваться служебным телефоном. Идите
работайте. И не забудьте, о чем я вас просила.
– Это она вам сказала поставить мне капельницу? – спросила
Лида, когда они вернулись в палату.
Валя кивнула.
– Очень вас прошу, не надо. Я боюсь. Я не верю ей. Она
сказала, что там?
– Нет. Но я и не спрашивала. Она все-таки заведующая
отделением, я должна выполнять ее распоряжения.
В палате горел яркий свет, и Валя, взглянув на банку,
прикрепленную к штативу, заметила легкий белый осадок на дне. Секунду подумав,
она сказала:
