– Рубашку сменил, – объяснил он, – не могу целый день в
одной ходить. Потею, даже зимой. Кровь у меня горячая.
Он уселся рядом с шофером на переднее сиденье.
– Давай, Вовчик, в клуб. А ты, – он обернулся к Борису, – уж
извини, в машине говорить не будем. Надо мне кое-какие бумажки проглядеть.
Минут через двадцать машина остановилась в одном из тихих
переулков в районе Таганки, у старинного двухэтажного особнячка.
В тот же миг из подъезда появился швейцар в ливрее и
распахнул заднюю дверцу:
– Андрей Иванович! Милости просим!
Внутри особнячок выглядел так, как Симаков представлял себе
настоящий Английский клуб: стены, обитые темным матовым деревом, темно-синие
наглухо задернутые шторы из тяжелого бархата, необъятные кожаные кресла. Пахло
отличным табаком и дорогим мужским одеколоном.
Борис почувствовал себя неловко в своих побелевших от
уличной соли ботинках и потертой рыжей дубленке, которую бесшумный лакей тут же
снял с него и унес куда-то.
Так же бесшумно явился пожилой господин в безупречном черном
костюме, тепло улыбаясь и спрашивая Андрея Ивановича о здоровье и семье,
проводил их в ресторанный зал, где стояло не более пяти столиков, отделенных
друг от друга резными перегородками.
Их усадили за столик, покрытый белоснежной скатертью, зажгли
старинную настольную лампу.
Симаков слышал, что в Москве существуют закрытые клубы, но
чтобы самому попасть в такое место – об этом он, рядовой врач, и не мечтал.
И если интерьер и уровень обслуги он мог представить себе по
фильмам и книгам, то запах и вкус блюд, которыми через пятнадцать минут был
уставлен стол, не могли присниться ему даже во сне.
Отправив в рот первый прозрачный кусочек малосольной семги,
намазав поджаренный ломтик ржаного хлеба паюсной икрой, Симаков на несколько
мгновений забыл обо всем на свете.
– Ну, рассказывай, что стряслось? – Андрей Иванович смотрел
на него, ласково улыбаясь, но серые глаза были холодны и серьезны.
– Я уволился из больницы потому, что там происходят странные
вещи. Честно говоря, я испугался.
И он выложил всю историю с Полянской, опустив только те
детали, которые дали бы понять его собеседнику, что подоплека происшедшего ему,
Симакову, отлично известна.
Закончив свой рассказ красочным описанием ярости Зотовой, он
вздохнул облегченно и поднес ко рту сигарету, которую до этого вертел в
пальцах. Тут же вспыхнул огонек зажигалки в невидимых руках официанта.
Андрей Иванович, подождав, когда официант удалится,
задумчиво спросил:
– Что-нибудь подобное раньше бывало?
– Искусственные роды, выкидыши и всякое такое – да, довольно
часто. Возможно, чаще, чем в других больницах. Но я не задумывался над этим.
Знаете, сейчас такое вредая, такая экология…
– И на каких же сроках чаще всего бывали у вас искусственные
роды?
Прежде чем ответить, Симаков немного помолчал будто пытаясь вспомнить.
– Пожалуй, больше на поздних, – медленно произнес он, –
где-то с двадцатой до двадцать пятой недели.
Легкая тень пробежала по лицу Андрея Ивановича.
– И что ты сам обо всем этом думаешь, Бориска?
– Я думаю, что остался без работы, а у меня семья.
– Хорошо. С твоим трудоустройством что-нибудь придумаем.
Хотя ты у нас гинеколог, а мы занимаемся фармацевтикой.
– Ну, необязательно к вам в фирму, – смутился Симаков, – у
вас ведь связи по всей Москве.
– А как ты собираешься каждый день из своего Лесногорска в
Москву и обратно ездить? Машины-то у тебя нет, – хитро подмигнул Андрей
Иванович. Впрочем, врач ты неплохой, я знаю. Можешь при желании и на машину
заработать, и квартиру свою на московскую обменять – все в твоих руках. Ты
когда ординатуру кончаешь?
– В будущем году.
– Ну и отлично. Значит, говоришь, заведующая твоя в ярости
была? Как ее зовут, я забыл?
– Зотова Амалия Петровна.
– А как зовут ту умницу, которая от вас сбежала?
– Полянская Елена Николаевна.
– Кто она, не знаешь случайно?
– Случайно знаю. В ее карте написано было. Она журналистка,
заведующая отделом в журнале «Смарт».
– Есть такой журнал, слышал, – кивнул Андрей Иванович, – а
теперь ответь честно, Бориска. Ты ко мне пришел, чтобы я разобрался с этой
твоей Зотовой?
– Если честно, то да, – признался Симаков. – Понимаете, я,
конечно, в герои не гожусь, но все-таки существуют же какие-то остатки
профессиональной чести…
– Эка ты загнул. Бориска! – покачал головой Андрей Иванович.
– Скажи по-человечески: стало тебе страшно, ну и жалко живого ребенка убивать.
Это я пойму.
* * *
Когда они вышли, сыпал мокрый снег, дул ледяной ветер. После
уютного клуба на улице показалось особенно противно.
– Ты сейчас домой? – спросил Андрей Иванович.
– Домой.
– Неохота небось на электричке после такого ужина? Все
впечатления растрясутся. Ладно уж. Сейчас Вовчик меня завезет, а потом тебя в
твой Лесногорск доставит. Со всеми удобствами.
– Да что вы, Андрей Иванович, – смутился Симаков, – я
как-нибудь сам, своим ходом, спасибо вам большое.
– Ладно тебе! Не ломайся, как девица. Ты даже не
представляешь, какое сейчас хорошее дело сделал. Садись в машину, поехали.
Глава 11
– Куда поедем? – спросил Гоша, когда маленькая прямая
фигурка доктора Курочкина скрылась в подъезде.
– Домой!
– Не боишься?
– С тобой да с пистолетом – не боюсь. И потом, я не
собираюсь там ночевать. Просто хочу проверить, были они у меня еще раз или нет.
Вдруг какие-нибудь интересные улики оставили.
– А если они тебя где-нибудь у дома ждут?
– Ничего, мы их вычислим. У тебя пули для пистолета есть?
– Конечно, только я еще ни разу не стрелял из него. Даже не
знаю, какой там газ – слезоточивый или нервно-паралитический.
«Волгу» Гоша оставил неподалеку от Лениного дома, виртуозно
вписавшись между двумя «ракушками».
