— Сида́й, отдыхни. А то можно ж и пройтыся. Ты по всему дому ходыла?
Я Нине рассказала, что ходила не по всему, а только по дорожкам, что в комнаты не заглядывала и, что, считай, один отдел кадров и посмотрела.
Нина мне сказала:
— А ты пройдыся. Скажи: «Я тут теперь новая, давайтэ знакомыться». Тебе ж трэба знаты, хто, шо… А сама подывыся — воны ж соби у комнаты тягнуть по́суд. Заразы! Просыш-просыш!.. Нэ нажéруться… Ты визьмы и забэры. Скажи: «Будь ласка, дайтэ, я забэру, а то ж воно тут вам заважае». Ось вэдро, сюды и покладэш. Ага?
Конечно, я сказала Нине, что ага, что спасибо за хороший совет, — раз! — взяла ведро и пошла.
По правде, мне получилось так удобней ходить смотреть по комнатам.
Я подумала, что можно ж заблудиться. Тут и лестницы, и завороты туда и сюда.
Я уже знала с своей жизни, что если человек куда-то зашел, так человек всегда может — раз! — и выйти назад. А бывает же, что человека куда-то завело. Тогда уже я не знаю что.
Конечно, я не заблудилась. Это ж теперь стал мой дом.
Да.
Я решила, что буду про себя всем-всем сообщать, что я не судомойка, а подавальщица, чтоб не подумали, что я судомойка.
Я шла по лестнице наверх и думала, что жалко, что я ж не могу ходить на работе в платье, без хустки, а с прической. С такой………………
Мне Катерина еще с самого у́тра да́ла белый халат, как у доктора, с завязками назад, хустку да́ла тоже. Катерина сказала навязать, чтоб и волоса не виделось.
Конечно, я выпустила чуточку волоса возле ушей, у меня там тоненькие колечки закручиваются-закручиваются. Оно ж когда не выпускаешь, тогда обидно.
Да.
Я и не знала и не представляла себе, пришла работать в платье. Я думала, что мне дадут фа́ртух, такой, чтоб накрахмаленный с оборкой на низу, и на голову дадут тоже — называется «наколка». А дали, что я в эту секундочку расстроилась.
Я ж видела, какие одетые официантки. Я на вокзале не видела, нет. Я раньше видела. Если ресторан, так там всегда окна. Оно ж, когда идешь на базар, получается «Украина». По правде, я сама по себе возле всегда не стояла. Когда женщина, стыдно стоять возле гостиницы. Я и возле «Десны» не стояла тоже. «Десна» против «Украины» меньшая, а там и гостиница для людей, и ресторан.
Да.
Я подумала, что пускай, что меня не спортишь, что Катерина мне завидует.
Ага.
По правде, через сколько-то мне и фартух дали, и наколку, и юбку черную, и блузку белую с рукавом-фонарик. Я заслужила, так потому.
Я про ведро.
Иду по дорожкам, которые похожие, где мы шли рука до руки с Александром Ивановичем.
Допустим, у меня в голове не было, чтоб Александр Иванович попался мне навстречу.
Потом я подумала, что если выполнить поручение честно-честно, так нужно прийти и к Александру Ивановичу. Я наметила это на последнее, чтоб Александр Иванович увидел, что я наставила ведро до самого верха и несу, аж вся-вся сгибаюсь.
Мне увиделось в голове, как будет. У нас в школе сделался кружок, так мы там танцевали народные танцы СССР. Я как шла, так и сделала вроде в русском народном хороводе, называется «Березка».
Надо так, а потом на другую сторону. Людям нравилось, что мы с девчатами красиво наклоняемся боком отсюда туда и оттуда сюда.
Я для начала постучала в комнату «Кинозал».
Тихо. Никто мне ничего.
Я ступила дальше шагов на десять и то́ркнула двери — не такие, как те, которые двери в комнату, а маленькие. Мне открылось снутри.
Двери открыл хлопец. Оно ж по виду который открыл, так он был не дядька, а хлопец, хоть и не молодой. Потом я уже хорошо-хорошо присмотрелась и увидела, что не хлопец, а тогда нет, не присмотрелась.
Хлопец был одетый в черный халат.
Спросил у меня:
— Ну?
Я вежливо поздоровалась и попросила, что мне требовалось. Я рассказала, что я новая подавальщица в буфете, и сказала свое имя.
Хлопец сказал:
— Ну?
Хлопец стоял на месте, еще и ногу отставил до конца двери, чтоб я не прошла. А нога почти что круглая, если вбок.
Я подумала, что это как враг не пройдет. И еще подумала, что если придется, так для врага так и надо ставить ногу.
Я сказала по-хорошему:
— Вас как зовут? У вас же имя имеется?
И улыбнулась всеми своими зубами. Я за собой такое знала, что на мою улыбку никто не мог смолчать.
Конечно, и хлопец не смолчал:
— Яков. Яков Кацнельсон.
Я сказала для шутки:
— А фамилию вашу я не спрашивала. Мне фамилия не надо.
Хлопец сказал:
— Ой, моя фамилия тебе не надо! Своя такая же!
Конечно, я сразу узнала еврейскую фамилию, хоть мне и пускай. А зачем хлопец мне так? Хлопец же мою фамилию не слышал, а уже подозревает. Такое не делается между товарищами на работе.
Чтоб отомстить, я заявила:
— Моя фамилия Федоско. Полностью — Мария Ивановна.
Хлопец на рассказанное не стерпел:
— А я ж уже подумал, что у тебя фамилия, допустим, Изергиль.
Мне уже захотелось засмеяться с хлопцем, хоть я хорошо знала, что Изергиль — это имя у женщины. Есть Горький, так Горький придумал такое имя. Клара Семеновна рассказывала, а я потом читала. Мне понравилось.
По правде, когда я уже про себя узнала, мне слово «Изергиль» стало стыдным. Я подумала, что Изергиль похоже на Израи́ль. Я такое еврейское имя знала по улице.
А хлопец не засмеялся.
Хлопец сдвинулся в сторону и сказал:
— Давай, Мария Ивановна, вынось, что тебе понравится!
Я вошла.
По правде, это была не комната, а комора. Человеку должно быть стыдно такое держать с собой как с человеком. Газеты все-все в пылюке, замятые, а можно ж, чтоб сложить, железяки тоже — и круглые, и палками, на стенках наляпанные друг на друга объявления про разные картины, называется «афиша».
Я не сильно рассматривала, что мне увиделось, а мне понравилось «Испытание верности». На картину я не ходила, а на объявлении нарисовали красивую любовь. Про это рассказывало и название, и все-все. Двое людей, мужчина и женщина, идут по дорожке рука до руки. Конечно, мужчина и женщина идут не под ручку, а как настоящие верные товарищи. Мужчина накинул пиджак на свои плечи, рубашка у мужчины на цвет белая-белая. А у женщины платье на цвет зеленое и рукав-фонарик. Женщина держит двумя своими руками газовую косынку вкруг шеи, чтоб газ не полетел. Обо́е смеются, зубы у обоих тоже на цвет белые, а вкруг — небо и радость.
