Наконец появилась Жанна в свадебном платье, высокая, почти одного роста с Пасификом, и невероятно красивая. Она держала букет розового гибискуса, который отдала Ане. Мама ласково обхватила ладонями ее лицо, шепнула ей на ухо поздравления и сказала, что мы рады принять ее в свою семью.
Мы переоделись во все праздничное и пешком отправились в мэрию. Пошли короткой дорогой — узкой тропой вдоль лепившихся друг к другу глинобитных домишек. Шествие открывали мы с Кристианом, за нами шли Жанна и мама, держась за руки, чтобы не поскользнуться. Тропинка вывела нас на асфальтированную дорогу, ведущую в Бутаре. На нас оборачивались зеваки, велосипедисты останавливались поглазеть, любопытные выскакивали из домов на улицу. Смотрели пристально, буквально пожирали взглядом, разбирали на части. Это был аттракцион для всего города.
Пасифик в дурно сидевшем сером костюме ждал нас в торжественном зале. Лицо его снова приняло обычное, беззаботно-ребячливое выражение. А регистратор актов гражданского состояния, казалось, очень спешил и был под хмельком. Несколько долгих минут он монотонно зачитывал статьи закона о правах и обязанностях супругов. Нас было немного в этом зале — только близкие родственники. Никто не улыбался, некоторые зевали или смотрели в окно на залитые солнцем высокие, слегка колышущиеся эвкалиптовые стволы. Ну а Жанна и Пасифик так и сияли; кажется, им было забавно, что теперь они муж и жена. Глаза в глаза, они улыбались своему счастью и постоянно льнули друг к другу. Ритуальное «да» они произнесли под портретом президента. Того самого, против которого воевал Пасифик до мирных соглашений.
После церемонии мы вернулись в дом Жанны. Небо почернело, чуть ли не ночь настала среди дня, резкий ветер поднимал над городом облака красной пыли и даже срывал кровельные листы с отдельных домов. Тетя Эзеби сказала Пасифику, что к вечеру нам надо вернуться в Кигали, так спокойнее, и удерживать нас он не стал. Сам понимал, как опасны такие передвижения, и был рад, что мы все-таки смогли приехать.
Пришлось еще переждать короткий дождь, который умыл небосвод и вернул на него солнце, но сразу потом мы собрались в обратный путь. Жанна благодарила нас и преподнесла всем подарки. Мне досталась керамическая фигурка горной гориллы. Мама все время держала Жанну под руку и все повторяла, как ей не терпится снова увидеться у нас в Бужумбуре и познакомиться поближе. Старому отцу Жанны она незаметно сунула в карман конверт с деньгами. Тот поблагодарил ее, приподняв свою смешную ковбойскую шляпу. Тетя Эзеби увела Жанну подальше в садик и, приложив ладони к ее животу, прочитала молитвы о здравии ребенка. Все распрощались, жалея, что пора расставаться, и едва веря, что свадьбу уже сыграли — так быстро и почти тайком. Мы с Кристианом заняли свое место в багажнике. Пасифик, закрывая мамину дверцу, заглянул в машину и сказал:
— Мы еще устроим настоящий праздник, и я буду с гитарой!
Мы хором одобрили этот план.
— Но что это с твоим стеклом, тетушка?
— Пустяки, небольшая авария, — отмахнулась тетя Эзеби.
Она включила двигатель и вырулила из тесного дворика. Перед воротами я обернулся, чтобы еще раз попрощаться. На переднем плане Жанна и Пасифик, в свадебных нарядах, держались за руки. Рядом с ними отец Жанны размахивал шляпой над головой. Остальные неподвижно стояли позади. Всю сцену, как на картине, освещали косые лучи розового заката. Заваливаясь то вправо, то влево на ухабах, машина медленно спускалась по узкой грунтовой дороге. Так что вскоре все семейство скрылось из виду.
21
Ядоделывал уроки на кухонном столе. Протей задумчиво мыл посуду. По радио передавали выступление нового президента Бурунди Сиприена Нтарьямиры, избранного парламентом после нескольких месяцев безвластья.
В то утро прямо на улице, недалеко от нашей школы, произошло убийство. Послеобеденные уроки отменили. Я не встречался с ребятами из тупика с тех пор, как вернулся из Руанды и кончились каникулы. И теперь, как только закрыл тетрадки, решил зайти к Жино, чтобы положить конец неловкости между нами. Его не было дома, и я пошел к близнецам. Они вместе с Арманом сидели на диване в гостиной и как завороженные смотрели фильм про кунг-фу. Я улегся на пол и тоже стал смотреть. Картинки мелькали у меня перед глазами, но сознание куда-то уплывало. Скорее всего, я заснул и спал довольно долго, потому что, когда открыл глаза, по экрану уже ползли титры. Мы решили пойти в свое укрытие сыграть в карты. А когда открыли раздвижную дверь «фольксвагена», увидели там Жино и Франсиса — они раскуривали сигарету на двоих. Я не сразу поверил своим глазам. И в бешенстве закричал:
— Какого черта он сюда приперся?
— Успокойся. Я предложил Франсису примкнуть к нашей компании. Он нам понадобится для обороны тупика.
Франсис лениво развалился на сиденье как у себя дома и пыхтел сигареткой. Арман с близнецами и не думали возмущаться. Тогда я выскочил вон и со всей силы хлопнул дверцей. Меня предали. На пустыре меня догнал Жино:
— Габи, постой! Не уходи!
— Ты что, сдурел? — закричал я и отпихнул его. — Это наш заклятый враг, а ты хочешь принять его в нашу в кампанию?
— Я его плохо знал. Он совсем другой. Не такой, как ты думаешь.
— А что было на речке, ты забыл? Этот псих хотел нас убить.
— Он раскаялся. Через несколько дней постучал в наши ворота — пришел извиниться.
— И ты ему веришь? Не видишь, что ли, это очередной его трюк. Вроде того, что он отколол на моем дне рождения.
— Нет, Габи, ты не прав. Он нормальный парень. Мы с ним о многом говорили. Поверь, он не подонок, просто… ему по жизни здорово не повезло. У него тоже умерла мать. Ну и вот… Ты не поймешь, ведь твоя-то жива. Когда теряешь мать, то иногда не знаешь, что творишь, и злишься, и вообще…
Жино опустил голову и ковырял землю носком ботинка.
— Жино… Я все хотел тебе сказать… Мне очень жаль, что твоя мама умерла. Но почему ты никогда не говорил?
— Сам не знаю. И потом… моя мать не совсем умерла. Как тебе объяснить… Я разговариваю с ней, пишу ей письма и иногда даже слышу ее. Понимаешь? Моя мать где-то есть… где-то там…
Мне захотелось обнять его, сказать что-нибудь утешительное, но я не мог, не знал, как это сделать, не находил слов. Так и не смог. Я не хотел терять Жино, он был мне самым близким другом, братом, моей улучшенной копией. Я бы хотел быть таким, как он. В нем были мужество и сила, которых мне так не хватало.
— Жино, я ведь по-прежнему твой лучший друг?
Он посмотрел мне в глаза, подошел к кусту акации у меня за спиной и отломил от него шип. Облизнул его, чтоб он был чистый, и уколол себе палец. Выступила капля густой крови, как когда берут анализ на малярию. Потом взял мою руку, тем же шипом проколол и мне до крови один палец. И прижал оба пальца друг к другу.
— Вот тебе мой ответ, Габи. Теперь ты мой кровный брат. Я люблю тебя больше всех.
Его голос подрагивал. У меня тоже защипало в горле. Мы оба смотрели в сторону, чтоб не заплакать. В автобус мы вернулись, держась за руки.
