В общем, познания о структуре Внешки и связях ее с Городом, а тем более Города с Центральной планетой, можно сказать, находились у Ника в зачаточном состоянии. И это было плохо.
Полежав еще немного и порывшись в сети, Ник постарался найти все упоминания о Внешке и том, как тут делаются дела. И почти ничего не нашел. Раньше он как-то не задумывался о таких вещах, не обращал на них внимания, теперь же вдруг понял, что, возможно, не его вина в том, что он почти ничего не знает о Внешке. Ощущение было таким, будто эту информацию скрывают нарочно, преследуя какие-то свои цели. Какие именно? Тут можно было только догадываться. И первое, что пришло в голову, – информацию задерживают те, кто занимается незаконным бизнесом. Каким бизнесом? Ну, в первую очередь незаконным сбором и продажей приборов и оборудования с утилизированных кораблей.
А что еще? Ник вдруг с удивлением подумал, что не знает, откуда появляются наркотики. Кто их делает? Ни один конвертор не способен на это. Для того чтобы он их сделал, нужно ввести рецепт. Особую программу. А раз здешние конверторы этого не могут – кто стряпает всю ту пакость, которую продают едва ли не в каждом магазине? У каждого скупщика? В Клубе? Это вопрос…
Остальной бизнес – это и проституция обоих полов, и стриптиз в Клубе, сопряженный с проституцией, уборка мусора, охрана, ремонт оборудования, – в общем, ничего особо интересного. Все вращается вокруг мусорки.
И какую нишу здесь занять ему?
Не придя ни к какому решению, Ник оделся в комбинезон, «подарок» отправленного на тот свет Сегвара, положил в карманы два виброножа – так, на всякий случай, именно два. Надел уже заряженные спецботинки под комбинезон – конвертор таких не делает, слишком сложный прибор. Пошел к двери, но перед нею остановился, задумался: может быть, взять станнер? Мало ли что его ждет за этой дверью? Но решил все-таки не брать. Опасно! И правда, могут патрульные докопаться.
А вот глайдерную доску – прихватил. Одну из тех, на которых не так давно прилетели к нему «в гости» «Воины Тьмы». Выглядела она довольно одиозно – черная, вся в страшных рожах, но Ник решил ее не перекрашивать. Черт с ней – пусть будет такая. Может, он купил ее у скупщика! Замазывать вручную – это еще больше привлечет к нему внимание. А внимание окружающих Нику ни к чему. Ему сейчас впору забраться в темную норку и тихо в ней сидеть. Но больно уж хочется повидаться с другом!
Дверь ушла в стену, повинуясь прикосновению к регистрационной пластине, и так же закрылась за ним, превращая дом в неприступную крепость. Теперь ее может открыть только живой Ник. Именно живой: если отрубить у него руку и приложить к двери, она не откроется. Чуткий механизм мгновенно определяет, жив человек или нет. Конечно, можно приложить и живого, если силой притащить его к дому, но… это гораздо хлопотнее.
Сумерки. Пока разбирался с «гостями», пока смотрел видон, пока обдумывал свое житье-бытье, подкралась ночь. И это очень кстати. Нику темнота не помеха, а запоздалые прохожие не увидят, кто там пролетает мимо на глайдерной доске. Пролетел – и пролетел. Какой-то богатенький чудак. Во Внешке ночью лучше не бродить по улицам. По крайней мере без охранников. Отчаявшихся типов более чем достаточно, прибьют и имени не спросят.
Доска включилась без проблем, заряжена по максимуму. Заряда хватит облететь весь остров-материк и еще останется.
Погода прохладная, вообще-то сейчас «зима». Но это и к лучшему: жара изнуряет. Впрочем, у Ника теперь боевой комбез, а в нем не страшна ни жара, ни холод – прекрасно регулирует температуру.
Запрыгнул на доску, постоял, привыкая, и чуть наклонился вперед. Доска изменила угол относительно почвы, поплыла, осветив камень мостовой голубоватым свечением. Скорость пока что была маленькой, Ник привыкал к движению: он давно уже не катался на таких досках, отвык (если не считать своего бегства с места бойни). С самого детства не пробовал. Мама однажды купила ему старенькую доску, у которой вечно отключался антигравитационный движок: какая-то неисправность, из-за которой ее и продали очень дешево, по карману молодой матери-одиночке.
У той доски были ограничения по скорости: мама попросила установить не более двадцати километров в час. Но и на этой скорости Ник как-то едва не разбился – двигатель неожиданно заглох, доска грохнулась на мостовую, и Ник со всего размаха врезался головой в угол соседнего дома. Минут пять пролежал в отключке. После этого перепуганная мама продала проклятую доску, несмотря на жалобные вопли и плач несчастного сына.
Эта доска была совсем другой. Широкая, мощная, она держала Ника так, будто он совсем ничего не весил, и легко откликалась на любое его движение, разворачиваясь, ускоряясь и замедляясь согласно его наклонам.
Освоившись, Ник наклонил корпус чуть сильнее, и доска тут же рванулась вперед, разгоняясь быстро, но так, чтобы хозяин не потерял равновесия. Этим хорошие доски отличались от дешевых: они были максимально безопасны и при этом максимально быстры. До ста пятидесяти километров в час.
Через несколько минут полета дома, мостовая – все, что было вокруг, замелькало, сливаясь в одну серую полосу, а еще через несколько минут Ник вылетел за город, совершая пологую дугу и с ходу проскакивая через Отстойник.
Как всегда, в Отстойнике смердело помоями, а в этот раз еще и трупом. «Какой-то бедолага умер и лежит, разлагается, – поморщился Ник. – И никому до этого нет дела…»
Что-то мелькнуло в воздухе, будто кто-то швырнул булыжник или пустую банку из-под энергетика, и Ник выругался, едва не потеряв равновесие. Расслабился! Забыл, что такое Отстойник! Тут не то что за глайдерную доску – за видон убьют! Если смогут, конечно. Наркоманы проклятые! Мама всегда говорила, чтобы Ник даже не пробовал мерзкое зелье. Что соскочить с этой пакости практически невозможно – достаточно лишь одной дозы, и ты попал. Да… мама знала, о чем говорит…
Ник просто убивал бы гадов, которые продают наркоту! Он ненавидел их лютой ненавистью! Наркоманов просто не любил. А тех, кто продавал зелье, ненавидел.
Когда выскочил на открытое место (условно открытое, потому что высокие корпуса кораблей были везде, куда ни кинешь взгляд), немного расслабился и понесся над дорогой вдоль мусорки. Ночью патрули практически не ездят, так что нарваться на пулю или выстрел из бластера шансы практически нулевые.
Зачем патрульные вообще будут стрелять? Да просто так. Несется кто-то на доске – почему бы и не стрельнуть? Все веселее будет дежурить. Опять же, доска денег стоит… Это внутри Внешки можно поиметь неприятности, если будешь вот так, направо и налево, палить по прохожим. Не поймут. Могут из Города во Внешку выгнать – все патрульные жители Города. А уж тогда им припомнят то, как эти парни развлекались, охотясь за несчастными мусорщиками. А здесь кто увидит? Кто накажет? Граница с мусоркой – может, пролетающий на доске оттуда и выбрался? С мусорки? Все законно!
И в очередной раз Ник подивился этому идиотизму: вся Внешка и весь Город кормятся с мусорки. Так на кой черт уничтожать мусорщиков? Зачем это? Почему не отменят тупой и жестокий закон?! Эх, если бы Ник мог, он бы уничтожил и Стену, и все бластеры, прикрывающие Город, защищающие его от вторжения внешников! Вот уж тогда бы мягкотелые горожане познали прелести общения с озверевшей толпой, состоящей из отчаянных и отчаявшихся жителей Отстойника! Хлебнули бы полную чашу того, что они создали здесь, за стеной периметра!