Сундук птиц с Серебряной горошиной
Глаза Васи сине пламенели.
— Ой, жалко Гаврилку, — сказала Валя. — Нехристь та бабенка!
— Да небось постилась и молилась день и ночь, — возразил Вася. — Как и вся Россия-то, а? Вся Святая Русь постилась, молилась, жгла свечки, сидя верхом на рабах. Как это, а?
— Ну, не вся, — возразил Митрий. — Тот же Даргомыжский, когда царь вольную крестьянам дал, отпустил своих крестьян на самых льготных условиях, простив им все долги.
— Долги! — воскликнул Вася, почесывая под сердцем, зияя прорехой в зубах. — Хых-хы-хы… Кто кому здесь должен?! Да все эти ротенберги-сечины-абрамовичи-тимченко-ковальчуки просто должны выходить по воскресеньям на паперть с мешком и раздавать пачки долларов и евро, чтобы расплатиться за века. Ведь нефть и прочее — наша кровь и кровь наших дедов и прадедов, прлоклятье! А в чем их талант? Они умеют торговать этой древней кровью! Кровь Земли принадлежит землянам, всем, а не могучей кучке, организовавшей пункты по выкачиванию крови. Хватит уже потрошить Землю, распылять ее сияющие потроха на виду у оборванного и голодного человечества. Ведь все в руках клоунов… Хоп! А сейчас из рукава я достану бомбочку… Бац! Трах! А сейчас мы организуем концлагерь. Опа! Добро пожаловать. А сейчас мы сыграем в войнушку для защиты наших ценностей, Иисуса Христа, или Мухаммеда, или памяти отцов. А сейчас снова поделим матушку…
— Кого? — с испугом спросила Валя.
— Землю, — ответил Вася.
— Даргомыжский не был миллиардером, — откликнулся Митрий с улыбкой и встал из-за стола. — Ладно, пора на мою ферму.
Валя захотела пойти с ним, а Вася снова уселся с отверткой перед компьютером. Он откручивал винтики, посматривая на черный экран, в котором отражались печь с изразцами, солнечное окно, клетка с Zaragoz’ой. Голоса птиц за сеткой сопровождали это странное кино. Вася покрутил головой в поисках Бернарда. Но вскоре кролик сам припрыгал к нему, сел рядом, косясь оранжевым глазом.
— Хых, — усмехнулся Вася. — Только тебя там и не хватает…
Он посмотрел на экран, привстал, потом просто немного наклонил его и наконец увидел отражение кроличьих ушей.
— Ничего не хочешь сказать? — пробормотал Вася. — Ну… поблагодарить за чудесное спасение от французского метода или американского — током в ухо и задницу?.. Знаешь, — продолжал он, усаживаясь и снова берясь за отвертку, — у меня есть какое-то подозрение, что он и нас задумал как-то так ликвидировать… Ведь, наверное, так просто чеченская резня, да и любая другая, не проходит, зараза. Тебя должно или тошнить, или тянуть обратно… Вот в чем дерьмо-то… А может, все вместе — и тошнотища, и тяга. Ружье-то у Эдика имеется… Но мы, Бернард, все-таки обманем этого пса Обло-Лайя, хых, хы-хы… И знаешь как? А ты подумай, пошевели своими новозеландскими мозгами… Да не ушами! — воскликнул он, увидев, как кролик задвигал ушами. — Хых-хы-хы-хы… Хых-хы-хы-хы… — Вася зашелся смехом.
Кролик, впрочем, не поддержал его. Но Вася от смеха не мог ничего делать, уронив отвертку, он сгибался и разгибался, хватал воздух, вытирал глаза. Бернард поводил ушами, поглядывая на Васю, а может, и не на Васю, а на экран, на эту черную дыру, сквозь которую ведь можно и на остров Новая Зеландия пропрыгнуть.
Вася перестал смеяться и снова приступил к осмотру внутренностей компьютера. Тут он вспомнил свой разговор с Бернардом и продолжил его.
— Ну хорошо, я скажу тебе. Есть такая солдатская премудрость… хотя это и фантастическое словосочетание… Мудрый не станет никогда солдатом. А если это и случится, он будет потом раскаиваться всю жизнь. Ну, если действительно хоть чуть соображает. Так вот… Говорят так, мол, снаряд не попадает дважды в одну воронку. Сечешь, ушастый?.. А ты слушай, я объясню… Ого, сколько пыли тут… Как после бури в Сахаре или где там… Может, из-за этого все и навернулось… Посмотрим, посмотрим… Так вот… В нашем случае снаряд, хоть и мыслящий, как говорится, но все же снаряд. И больше он сюда не воткнется. Вот и все. А мы пока отсидимся, переждем, если хозяин Митрий Торо не выставит… Ну, не долго. Так… с недельку. А то ведь половодье пойдет на спад? И границы снова обозначатся. Знал бы ты, Бернард, как я ненавижу границы. Пока они есть, никто и нигде не свободен. Это обманка свободы, пшик, хоть в России, хоть во Франции. Эпоха рабства продолжается. Мы, Бернард, чтоб ты знал, живем на планете рабов и каннибалов… Апчхи!.. А-а-апчхи!.. Фуй… Пойду-ка на улицу продую…
И Вася понес коробку вон из помещения. Кролик остался наедине с птицами.
На улице к Васе подбежал Конкорд и заглянул в лицо разноцветными глазами.
— Привет, — сказал ему Вася.
Конкорд помалкивал.
— Такое впечатление… что… у тебя, пес, обет молчания… Или ангина? Хых-хы…
Вася дунул в потроха компьютера и резко отвернулся от облака пыли. Потом снова дунул. Пес разумно отбежал в сторонку. Вася еще раз продул компьютер и вернулся в башню. Там он обнаружил, что Бернард прохаживается по столу.
— Эй, ты чего, сэр? Ну, это совсем не к лицу кролику с таким именем…
Бернард покосился на него оранжевым глазом и перепрыгнул на подоконник к клетке с Zaragoz’ой. Он тянулся к прутьям темным носом со светлыми пятнышками. Черноглазая птичка с яркой грудкой сидела на жердочке, покачиваясь, повернув клюв к гостю в красной шубе. Вася сел, наблюдая за ними. Он как-то забыл о своем деле.
— Как будто мне это когда-то снилось, — пробормотал он, почесывая переносицу, потом щетину на щеке, ухо. — Такой подоконник… клетка… кролик… Солнечный двор… Хых, хы-хы… Что еще надо?.. А этот Птицелов озабоченный какой-то, с тоской…
Вернулись Валя с Митрием. Щеки у Вали раскраснелись, глаза блестели. Она поставила на стол банку с пенящимся молоком.
— Фасечка! На, пей… — Тут же она обернулась к хозяину. — Ведь можно жа? Дядечка?
Тот кивнул. И Валя налила полный стакан молока в металлическом подстаканнике.
— Фасечка, это почти все я сама надоила!
— И себе налей, — сказал Митрий. — Да и мне…
— А Бернардику?
— Ну и ему.
И вскоре все пили козье молоко. Васе не очень понравилось, он морщил нос, принюхивался и в конце концов спросил, можно ли отдать свою порцию Конкорду.
Митрий кивнул, добавив, что и он поначалу не любил это молоко и вообще хотел сбыть коз, доставшихся от прежнего владельца, тоже смотрителя, занемогшего и вынужденного переехать в город к дочке, но после привык: полезное питье и сытное. Вася пошел и налил молока в какую-то плошку у крыльца и позвал пса. Тот молча подошел и быстро вылакал плошку, взглянул на Васю, облизнул бородку, усы.
— А что это за порода? — спросил Вася, вернувшись.
— Конкорд? Как меня заверили знатоки, шти-хель-хаар. Все еще произношу по слогам. По-русски: немецкая легавая.
— Конкорд, а ни звука из турбин, — пошутил Вася.
