Навстречу им бежал молчаливый пес Конкорд, внимательно глядел разными глазами.
— Не трлогай больше Бернарда! — выпалил Вася.
— Возможно, не будет, раз понял, что его недруг покровительствует кролику.
— Это кто?
— Красный коршун.
— Хых-хы-ха-ха-ха…
— Что? — не понял Птицелов.
— Красный спас красного.
— А… да. Его свист, переходящий в ржание, только и способен остановить песика. У них была однажды стычка из-за рыбки. Коршун нес ее да выронил, Конкорд пытался схватить, ну и получил хорошую трепку. Правда, он постарался и коршуна цапнуть, да тут уже подоспел я… и сломал об него удилище.
Вася быстро взглянул на него. Птицелов перехватил его взгляд, усмехнулся.
— Да, пришлось действовать не по-толстовски решительно: красный коршун — это уникум, у нас он лишь кое-где в калининградских да в псковских лесах остался, его по всему миру охраняют.
— Здорово получилось, — одобрил Вася.
Птицелов дотронулся до шляпы и ответил, что его-то имитация — школярство по сравнению с тем, что делает Сева Миноров, то есть Всеволод Георгиевич, поправился он и добавил, что знаменитому птицелову уже под семьдесят. Но он еще продолжает вести самую угарную на свете рубрику, которая так и называется «Парламент птиц», да и радиостанция эта тоже ничего себе феномен: «Радио Хлебникова».
— Не слышал?
Вася помотал головой.
— Да, — сказал Птицелов, — еще не все предано, продано и превращено в ракеты и швейцарско-американские счета. Есть один радиолюбитель еще советских времен — Пирожков. Он не только выжил в девяностые, но и открыл магазины радиооборудования, а еще это радио… совершенно нерентабельное, как говорится. Ну, там, у него, конечно, не только радиоприемники и все такое, но еще аппаратура спутникового телевидения, домофоны, системы контроля доступа, сигнализации, видеонаблюдения, кабели, разъемы и прочая, прочая… Еще ремонт, установка и обслуживание спутникового телевидения и всех этих систем…
Они дотолкали наконец мотоцикл до конюшни, вкатили внутрь. Войдя в башню, они остолбенели: по комнате летали птицы. Некоторые сидели на плечах, на руках и на голове Вали, блаженно улыбающейся, и чирикали и свистели на все лады. Бернард грыз хлебную корку на столе.
— Вальчонок… — пробормотал Вася, собираясь уже обрушить ругательства на голову девушки, но вдруг вместо этого протянул восхищенно: — Ну и крласота-а-а…
И Валя счастливо заливисто засмеялась.
— Я как Мартыновна!
Но Птицелов не разделил их восторгов, лицо его посерело. Он плотно закрыл дверь, оглянулся, ища что-то, взял сачок и принялся тут же ловить птах и выпускать их за сетку.
— Зачем?! — воскликнула Валя. — Пусть летают!
Но Птицелов, не обращая внимания на ее реплики, продолжал отлавливать птиц. Попутно он согнал со стола Бернарда, оставившего со страху там несколько катышков. Переместив всех птиц за сетку, он туго натянул ее край и закрепил на гвозде. Сел на скрипучий стул, стащил шляпу и бросил ее на стол, но тут же брезгливо взял снова.
— Ой, чичас я, — сказала Валя и, найдя тряпку, собрала на ладонь катышки кролика, отнесла и выбросила за дверь.
Вернувшись, полила из чайника прямо на стол и стала тереть тряпкой…
— Не делай больше так, — сказал Птицелов устало, но довольно внушительно.
Валя смотрела на него, хлопая ресницами.
— Они могли вылететь дальше, — сказал Вася, впрочем, его интонацию трудно было назвать убедительной.
Валя посмотрела на него.
— И это не голуби твоей Мартыновны, — добавил Вася. — А вон… крошки. Думаешь, они тебя такую подымут? Хых…
Птицелов глядел на Валю и Васю, вертя шляпу на колене.
— Так пусть летят, Фасечка, — сказала наконец Валя.
Вася взглянул на Птицелова.
— А в самом деле, — сказал он. — Зачем они вам здесь?
Птицелов полез в карман за своим малиновым кисетом, достал трубочку. Набив ее, щелкнул серебряным клювом зажигалки, пустил дым.
— Они жа в дыму здесь мучаются, — сказала Валя.
— Как вы мучились в Питере возле заводов, — добавил Вася.
Птицелов пристукнул по столу зажигалкой, хмыкнул.
— Вы приплыли сюда учить меня?..
— Нет, — сказал Вася.
— Нет… — повторил Птицелов. — А похоже, что да.
И он взял чайник и чуть капнул прямо в трубку, и та угасла. Валя разулыбалась.
— Пасибочки, дяденька.
— Пожалуйста, — ответил Птицелов. — Но птиц трогать я категорически запрещаю.
— А им жа хорошо летать, хорошо, дяденька!
— Я их и так выпускаю время от времени полетать, но не всех сразу, — сказал он.
— А зачем они вам? — спросил Вася. — Здесь же и так вокруг много птиц.
— Я их люблю, — сказал Птицелов. — И не надо думать, что им здесь плохо. У них достаточно воды, корма, света. Но нет хищников. Они живут здесь, как в раю.
— И вы их ловите, держите, и все? — спросил Вася.
Птицелов кивнул.
— А продаете?
Птицелов помолчал и ответил:
— Да.
— Это такой бизнес? — удивился Вася.
— Да нет, скорее обмен… Это мощный канал коммуникации. А деньги взимать стоит, это дисциплинирует.
— Хых, мне это напоминает что-то… — проговорил Вася. — Может, именно с таких соображений и начиналось государство.
— Я думаю, пора уже обедать, а? — спросил Птицелов, взглядывая на Валю.
Вася махнул рукой.
— Вальчонок готовить не умеет. Каша у нее подгорит, чай будет чифирем.
— Ну, вы электрическую плитку вон включите, там вчерашняя картошка, рыба… А я пока пойду мое стадо выпущу, они, наверное, меня проклинают.
И Птицелов вышел. Валя пошла из любопытства за ним. Васе пришлось разогревать картошку, рыбу. Сняв сковородку с рыбой, он поставил на электрическую плитку чайник с водой. Покосился на кролика. Бернард бродил вдоль стены, обнюхивая ее, что ли. Птицы распевали на все голоса, взмахивая желтыми и пестрыми, черными, белыми крыльями. Вася засмотрелся на них, заслушался…
Вернулась Валя. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели.
— Ху-угу! — выдохнула она. — Фасечка, там козочки… А в загончике два козленка.
Вася посмотрел в окно и увидел двух рогатых серо-белых коз.
— Митрий Птицелов! — восхищенно воскликнула Валя. — Какой дядечка!.. Токо птичек зачем неволит…
— Он нас спас, — согласился Вася. — И птиц ты его не трогай, они на воле перемрут.
