— Кто?
— Президент и премьер.
— Ну, это только слова, а не закон. Дума такого закона не принимала. А вот триста двадцать вторая — два статья введена. Еще в тринадцатом году. И от нас требуют соблюдения закона и, соответствующе, привлечения к ответственности нарушивших ее.
— А кажное слово царя было законом, потому как — царское.
— Петровна, у нас президент и эРФэ, то есть Российская Федерация, а не царство.
— Короче, Павлова откатает у вас пальчики. Павлова, приступайте.
— О господи, что это?..
— Не беспокойтесь, краска такая. Давайте ваши пальчики… Так… Так… Сюда… Теперь сюда… Так, так.
— Господи, какая гадость, она же не отмоется!
— Отмоется, отмоется. Иначе знаете сколько у нас граждан ходили бы с черными пальчиками? Сплошь и рядом. Не волнуйтесь. Все будет в порядке. Вот так.
— И распишитесь.
— Что это?
— Что вы ознакомлены с тем, что вам избрана мера пресечения в качестве подписки о невыезде и надлежащем поведении.
— Хых…
— Это чего там?
— Кот с кошкой.
Теперь уже Вася зажимал себе рот.
— Да вы чего? Она же безногая женшшина! У ней ноги не действуют совсем уже скоко годов-то! Бобров! Ты же сам знаешь!
— Ты, Петровна, не ори и не митингуй здесь. И не гляди так честно. А то враз прокачаем на предмет самогоноварения и незаконной продажи продукта этого самого гонения, а?
— Нет, но правда, анекдот какой-то просто… Вы думаете, я могу на колясочке своей далеко уехать?
— Мы, гражданка Терехова, ничего не думаем.
— Хых…
— В районном суде прошло заседание по вашему делу, принято решение, что суд состоится в вашем доме, так как в районном суде нет соответствующих приспособлений для доставки в помещение инвалидов-колясочников. А до суда вам избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. И, Бобров, зачитай напоследок, чтобы расставить точки…
— Кхм, кха! «Терехова Татьяна Архиповна, будучи гражданином Российской Федерации, преследуя личные интересы, решила совершить фиктивную регистрацию иностранных граждан по месту жительства, заведомо зная о том, что они не имеют намерения проживать в принадлежащем ей жилом помещении. Понимая, что ее действия будут носить противоправный характер, на предложение иностранных граждан Терехова Тэ А дала добровольное согласие, тем самым выступила принимающей стороной и заключила фиктивный договор безвозмездного пользования жилым помещением».
— Ну… Там же прямо говорится у вас, что безвозмездно…
— А это не меняет сути дела. Да и вы сами признались, что выгода для вас здесь имеется.
— Та же, что и у тех украинцев, которые мою бабушку приютили с мамой и другими ребятишками…
— Ох, и любят у нас по любому поводу козырять Великой Отечественной. Чуть что — так Великая Отечественная. Дед в танке горел, бабка раненых собирала. Но не вы же?
— У меня есть память о бабушке, маме…
— Кроме памяти, гражданка Терехова, надо еще иметь совесть!
— Хых-хы…
— Сколько же у вас тут кошек? Эти крутятся, котенок… Лучше бы на строительство храма лишние деньги переводили. А то иконки везде, верующие вроде. Бобров, ведь решено храм в соседней деревне, откуда этот Зык удрал, возводить?
— Так точно, товарищ капитан. Камень заложили, из центра священники приезжали, пели, святили.
— Во-от. О чем и речь. Ведь как сказано в Библии? Судите по делам. Так и делайте. По существу, а не для вида. Все, поехали дальше.
— Сказано: не судите да не судимы вы будете! — не выдержала соседка Петровна.
— Нет, Петровна, ты точно нарываешься. Смотри, тебя мы судить все равно будем, если уж возьмемся. Никакие тебе заповеди не пособят.
Дверь хлопнула.
— Анчихристы! — выпалила Петровна.
А Вася уже рассмеялся в полный голос.
— Ай. Так у тебе ишшо эти турысты?
— Да.
— Чего ржешь-то? Чего слова не сказал в защиту женшшины?
— Это он с отчаянья, тетенька! — воскликнула Валя.
— С отчаянья… Ржет, ровно лешак какой. Я такей смех на болоте слышала… А Бобер? Ну, паразит! Ведь паразит, азиат!
— Да он вроде наш, местный, — возразила Татьяна Архиповна.
— Как будто здесь не Азия, хыхыхых, — смеялся Вася.
— Да чего они у тебя на печке-то дрыхнут?! Уже дождя нет. Лучше бы воды наносили, дров, полы вымыли. Или ты и этих собираешься прописать, Танька?
— Ну хватит тебе, Петровна. Отстань от ребятишек.
— Хо! Ребятишки. У этого вон бороденка, как у дьяка. А ну, вставайте, делом займитеся. Не думайте, что и вы можете тут сидеть на шее у беззашшитной женшшины.
— Да ничего мы не думаем, тетенька, — сказала Валя, первой соскакивая с печки.
— Во, лохматая. А уже день на дворе.
— Перестань же, Петровна, это я их заговорила за полночь, — объяснила Татьяна Архиповна.
— Ну ясно. Ты-то всех привечаешь и покрываешь. Той Зык-Язык придет, и его сховаешь в погребе?
Татьяна Архиповна махнула рукой. Вася тоже слез с печки, хотя ему и не хотелось встречаться с горластой этой Петровной. Та уже оскалила щербатый рот в жестокой улыбке и рукой не прикрывалась.
— Ишь, ишь, конопатый, котик рыжий, работничек. Что ж ты водички-то бездвижной женшшине не принес? Я же вижу, кончается вода, всю выдули, архаровцы. Давай, бери ведра и на колонку.
Вася начал медленно бледнеть.
— Да погоди ты, не приставай! — остановила ее Татьяна Архиповна. — Дай позавтракать людям.
Вид у Татьяны Архиповны был опечаленный, глаза стали глубоко-темными. Она пробовала оттереть испачканные черной краской пальцы бумажкой. Тут краской заинтересовалась и Петровна, попросила показать руки. Послюнявила бумажку и принялась оттирать их.
— Не! Не бярет, чума. Да, это долго теперь так и будешь проштампованной. У моего, когда снимали тоже, держалось потом. Так он бензином. Есть у тебе? Принесть?
— Фу, не хочу.
— Ну, главное, что ты теперь от их не удерешь никуды. Приковали подпиской-то.
— Как крепостную, — подал голос Вася.
— Ух, я бы этого Бобра так и пришибла бы! Морда собачья.
— Да? — живо спросил Вася.
— Ой, горишь с им встренуться? Прям жалко, что не побалакали, а?
Вася смутился.
— Петровна, да перестань ты нападать на странников-то.
— Так что ж… Завели мене.
