Плыли они до фиолетовых сумерек, высадились на пологий берег, зажгли костер, повесили кастрюлю на проволоке. Вася начал рубить ветки на постель прихваченным у Птицелова ржавым пожарным топориком. Хотел и шалаш строить, но передумал, глянув вверх: на небо восходили звезды.
Улеглись они уже поздно, поужинав пшеничной кашей со ставридой в томате. А чай не пили.
И проснулись они на берегу, затопленном солнцем. Свистели птицы. Кролик щипал какую-то зелень, шевеля рваным ухом.
— Давай умываться, — потребовал Вася.
Валя отнекивалась, но в конце концов уступила и присела на корточки у воды. На завтрак они сварили вермишель, а потом заварили и чай в той же кастрюле. Вася сетовал, что не прихватил чайник. Теперь мучайся с одной кастрюлей. Ладно, хоть ложки не забыл.
— А дядечка не погонится за нами? — спрашивала Валя.
— Не знаю, — отвечал Вася.
— А чиво он сейчас делает?
— Трубку курит и на изразцы смотрит… Вот лампу-то зря взяла. Может, электричества так и нету.
— А мы как в темноте? Я боюся.
— Ладно, хватит говорить. Свистать всех на палубу!
И, погрузив свои пожитки, они отчалили. Вскоре впереди на правом берегу показалась деревня. Вася перестал грести.
— Черлт, что делать?..
— Плыть, Фася.
— А они нас увидят.
— Так и чиво?
Вася досадливо крутанул головой. Но пока он раздумывал, лодку сносило к деревне. И уже терять было нечего. Вася взялся за весла. Деревня была небольшой вроде бы. Дома стояли вразброс, ближе к воде всего две избы. Людей не видно было. Но собаки лаяли. Вася начал грести энергичнее. Да так и не удалось им проскочить незаметно. Из сарая вышел старик в зимней шапке, безрукавке. Сдвинув шапку на затылок, щурясь, он приложил корявую ладонь ко лбу, глядя на лодку.
— Здрасьте, дедушка! — крикнула Валя.
Вася на нее шикнул.
— Здрасьте, здрасте, — отозвался старик. — Куды плывем?
— Да так, — ответил Вася, упреждая Валю.
Старик кивнул.
— Пёхом — куды глаза и язык доведет. А по реке — куды она, — сказал он. — Значит, в Киев, к фашистам.
Вася перестал грести.
— Не-а, дедуля, — все-таки влезла Валя в разговор, — мы в Елисейские Поляны.
— А? Где ж такие?
— В Париже, дедушка, в Париже, — с шиком ответила Валя.
— Во как? — спросил дед, усмехаясь. — Ну так там тоже фашизм.
— В Па-а-риже? — переспросила Валя.
Дед кивнул.
— Всюду. Надо снова браться за винтовку, — добавил он и поплевал на ладони. — Да старуха не велит. А то бы я им показал Рейхстаг номер цвай!
— Фашизм, дед, он вот здесь! — не удержался от реплики Вася и постучал себя по голове.
Дед еще добродушно улыбался, как вдруг перестал и, сдвигая брови, спросил, ведя лодку глазами, поворачивая голову:
— Так это… ты мне что? Сюда винтовку и направлять рекомендуешь?
И он приставил указательный палец к виску.
Вася не отвечал, жалея уже, что заговорил.
— Ах ты… поганец! — крикнул дед. — Да я сейчас мотор к своей лодке примчу! И устрою тебе Цусиму!
А на берегу действительно лежала плоскодонка. Вася налег на весла, и деревня уже осталась позади. Скрылся из виду и старик.
— Цусиму, — бормотал Вася, — кто кому ее устроил, хотя бы узнал. А ты! Чего ты с ним вообще заговорила?.. Еще и вправду погонится. Видишь, как действует Обла? Проверенным методом — методом зомбирования. И остается только послать сигнал: фас!
— Ой, Фасечка, больше не буду, просто дедушка таким добрым был, так ласково улыбался.
— С такой лаской он тебя и потопит. Вот зараза. Попались на глаза. Он нас заложит.
И Вася греб с удесятеренной силой. Однажды где-то неподалеку протарахтел мотоцикл. Вася греб и греб. По берегам бегали кулики, над водою реяли чайки. На солнце размаривало, и Валя стаскивала куртку, кофту, пока не осталась в одной майке, топорщившейся на груди. Васе тоже пришлось раздеться до рубашки.
— Ай, как хорошо! Как в Крыму, — сказала Валя.
Вася взглянул на нее.
— Ты там бывала?
— Не-а!
— Хых… В новой эре границ вообще не будет, а они все нарезают новые, городят старые. Засунули голову, как страус, в песок прошлого.
— Как это, Фасечка? И кто хочет, тот туда и иди?
— Ну.
— А паспорт?
— Никаких паспортов. Паспорт у человека знаешь какой?
— Какой, Фасечка?
Вася оставил одно весло и, протянув руку, обвел Валино лицо, дотрагиваясь до ее горячих от солнца щек.
— Ой, какой же это паспорт! — воскликнула Валя.
— Самый натуральный, от рождения данный. И этого достаточно. Вот если вдруг появится некто с антеннами вместо ушей, датчиком вместо лица, тогда можно поинтересоваться, откуда этот тип к нам пожаловал, что за Терминатор такой. Хватит человеку бояться человека! Вот с чего начнется новая эра. Долой тысячелетия страха друг перед другом. Сколько можно? Не верьте этим страусам, призывающим засунуть головы в песок прошлых лет. Глядите вверх, дышите воздухом, а не пылью царских гробниц. Пора вырваться из прошлого. Не верьте этим спятившим утконосам и страусам. Вы люди, а не госвинтики. И эта земля — ваша, а не чиновников и солдатни с полицейскими.
— А наша? — спросила Валя.
— Что? — не понял Вася.
— Где наша земля, Фасечка?
— Здесь и есть.
— Куда же мы плывем?
Вася поморщился.
— Не сбивай меня, Вальчонок.
Через два или три часа они увидели, что река далеко разлилась по небъятному полю. Всюду сверкали солнечные зайчики. В небе носились чайки. И посреди водной глади чернело раскидистое дерево. Вася направил лодку туда.
Это был небольшой островок. Дерево, росшее на нем, было дубом. Листва еще не показалась на его ветвях. Вася обрадовался, обнаружив на нем и сухие длинные ветки.
— Отлично! Давай готовить обед.
Валя обошла весь остров. Костер горел возле дуба. Кролик тоже исследовал остров.
— Хых! — просмеялся Вася. — Наверное, это ему напомнило родину.
— Как здесь хорошо! — воскликнула Валя.
Она принялась стаскивать обувь, потом штаны и осталась в майке и трусиках.
Вася неодобрительно косился на нее, озирал водные просторы, сверкавшие синевой и золотом. Но никого кроме птиц нигде не было видно.
— А ты чиво, зима-лето-попугай? — спросила Валя.
