Уттобрик не ожидал никаких проблем с Махарт. Все эти годы за девушкой следили так пристально, что вряд ли хоть один молодой человек успел привлечь ее внимание, не говоря уж о том, чтобы серьезно заинтересовать. Сама мысль о том, что она станет принцессой Правящего Дома, должна воодушевить ее настолько, что девушка с радостью согласится. Да, так и следует сделать; Уттобрик вызовет Вазула…
Герцог вздрогнул, услышав осторожный стук в дверь, и в мгновение ока оказался на ногах, не спуская глаз с меча, который, в соответствии с требованиями придворного церемониала, лежал на особой подушечке в ногах его кровати. Тем не менее Уттобрику пришлось прочистить горло, прежде чем он сумел хрипло произнести единственное слово: «Войдите!»
Дверь открылась — не слишком широко, как раз достаточно для того, чтобы высокий худой человек в длинном облачении проскользнул внутрь. В неярком свете тускло мерцали шитье одежд и украшенная драгоценными камнями золотая цепь; свисавшая с нее печать покачивалась почти на уровне пояса.
— В чем дело, Вазул?
То, что канцлер решил явиться к герцогу рано утром, являлось нарушением всех правил; очевидно, на то были серьезные причины. Но неожиданный посетитель плотно закрыл за собой дверь, не торопясь с ответом.
— Каково ваше решение, ваша светлость?
Лицо говорящего почти невозможно было различить в утреннем сумраке; мрачной тенью он нависал над замершим у стола Уттобриком (герцог с трудом переносил превосходство в росте своего канцлера).
— И ты пришел ко мне в столь ранний час лишь для того, чтобы узнать это? — с раздражением отозвался герцог.
— Время никогда не работает на людей; люди находятся в подчинении у времени. — Канцлер и ближайший советник герцога обладал великолепным глубоким баритоном — голосом прирожденного оратора, способным увлечь за собой. — А время уходит, ваша светлость. Нетопырь не вернулся.
— Схвачен?
Вазул пожал плечами.
— Кто знает? Но прежде он никогда не опаздывал со своими донесениями. Его мысли и разум защищены настолько, насколько это было возможно сделать, однако мы не знаем, какими средствами располагают они. Есть указания на то, что ее светлость в последний год поддерживала отношения с некоторыми известными нам личностями за морем. Но это означает, ваша светлость, что нам необходимо действовать, причем без промедления.
Теперь канцлер стоял в свете свечи, дававшем возможность как следует рассмотреть его. Он был настолько худ, что выглядел почти изможденным, поэтому алое облачение с вышитым на груди герцогским гербом казалось слишком тяжелым для его костлявых плеч; волосы канцлера были подстрижены, как у воина, лицо украшала короткая бородка, а светло-серые глаза сверкали, словно полированная сталь клинка. Герцог доверял Вазулу только потому, что знал наверняка: это человек вознесся вместе с ним — и вместе с ним падет. Канцлер отличался острым, изворотливым умом, временами казалось, что он способен угадывать будущее — или, по крайней мере, видеть в нем знаки грядущих бедствий.
— Но если Нетопырь не явился с докладом… — медленно начал герцог.
— … можно ли считать это тревожным знаком? — Канцлер пожал плечами. — Потому что я знаю его так же хорошо, как и вы, ваша светлость. Он — лучший из тех, кто стал нашими глазами и ушами, и те сведения, которые он доставлял, всегда были точными. Нам известно, что два дня назад Нетопырь пересек границу, — такие сведения поступали от наших людей. Еще вчера на закате он должен был явиться с донесением. Что бы ни явилось причиной задержки, «оно» находится в ваших владениях, ваша светлость, возможно, здесь, в Кроненгреде.
Уттобрик, сдвинув брови, вернулся к креслу, жестом указав своему нежданному посетителю на точно такое же, напротив. Однако прежде, чем опуститься на мягкие подушки, Вазул зажег три свечи в канделябре, чтобы собеседники могли хорошо видеть лица друг друга.
— Значит, теперь неизвестно, осуществим ли наш план, — проговорил герцог, моргая и щурясь от света. — Он должен был сообщить нам, что думает об этом Хокнер. Как же нам теперь поступить: высказать наше предложение королю открыто? А что, если по какому-то капризу — ведь мы оба знаем, что у него бывают и такие настроения, — он сочтет это шуткой, причем неподобающей?
Закончив говорить, Уттобрик откинулся на спинку кресла. Он лишь дважды встречался с Хокнером, впервые — на своей собственной свадьбе, и оба раза чувствовал, как теряется в тени короля, ощущая себя лакеем, ожидавшим королевской милости; а ведь герцогство Кронен не было частью Оберстрэнда, королевства Хокнера, более того — никогда ею и не являлось…
По плечу канцлера прошла волна какого-то странного движения, перекатившись на правую руку; и наконец из-под края широкого алого рукава, украшенного тяжелой вышивкой, показалась узкая черная голова. Мех странного существа был таким черным, что разглядеть заостренную хищную мордочку, казалось, почти невозможно: только изредка свет свечей вспыхивал в черных же глазах. Герцог с неприязнью следил за зверьком с длинным гибким телом, короткими лапками и острыми когтями; он ненавидел это существо, но что-то мешало ему запретить канцлеру держать его при себе.
Любимица Вазула, усевшись на задние лапы, принялась вылизывать мех на груди. Уттобрику стоило немалых усилий забыть о присутствии странного существа и возвратиться к тому вопросу, который они обсуждали раньше.
— Так что мне делать — как просителю обратиться к Хокнеру через лорда Первефера? Но наш посол — глупец, и доверять ему…
— Нет, пока этого делать не стоит. — Вазул рассеянно поглаживал зверька по гибкой спине. — Ваша светлость уже говорили с леди Махарт? Она уже в том возрасте, когда задумываются о прекрасном принце и замужестве.
— Стоит только позволить, она бы трещала без умолку как сорока, — резко бросил герцог. — Махарт наверняка разболтает все… как ее? Леди Зуте? А тогда об этом узнают все.
— Однако, — продолжал канцлер, — я вовсе не имел в виду, что нужно рассказать ей все; я думаю, нужно просто поговорить с ней о замужестве. Может быть, такие слухи заставят сторонников леди Сайланы покинуть свои норы — кто знает? Это принесло бы нам немалую пользу…
Герцог задумчиво покусывал ноготь; его взгляд переходил с лица канцлера на горы бумаг на столе. Да, если им удастся немного расшевелить болото, возможно, удастся извлечь на поверхность что-нибудь нужное.
— Что ж, хорошо, — сказал он наконец. — Зовите Барриса; думаю, можно сразу приступить к делу.
Канцлер протянул руку к колокольчику, которым герцог вызывал своего доверенного слугу. В последнее время склонить Уттобрика к принятию нужных решений становилось все легче, однако самоуверенность — великий грех.
Гул большого колокола ворвался в чудесный сон, разбив его вдребезги. Махарт никогда не покидала древних стен, но сегодня ночью ей удалось ускользнуть из своей башни в удивительное место, которое с трудом она могла вспомнить при пробуждении, — туда, где на огромном поле чуть покачивались под ветром удивительные цветы, похожие на сияющие драгоценные камни…
