6. Резолюция Сталина действует
Поскольку свой довоенный архив Эренбург уничтожил в Париже при вступлении туда гитлеровских войск, нет никакой информации о том, что и когда ему ответил Бухарин о тексте, переданном Сталину. 9 августа 1935 г. Эренбург написал письмо Кольцову, и в нем отставка Эренбурга из секретариата даже не упоминается.
9 августа <1935 г.>.
Дорогой Михаил Ефимович,
Мальро вернулся уже в Париж, на несколько дней приезжал Блок и, воспользовавшись этим, мы устроили собрание секретариата.
Одобрили устав — посылаю.
Решили обратиться к секциям национальным с письмом. Посылаю.
Касательно списка советских членов международной организации. Достаточно, если мы дадим сто имен, чтобы соблюсти пропорцию.
Решено обратиться к членам президиума и предложить подписать протест против нападения фашистов на болгарскую делегацию
[824].
Решено для пополнения средств и пропаганды с октября утроить ряд докладов во французской провинции, в Бельгии и Швейцарии. Решено к 70-летию Ромена Роллана устроить вечер и выпустить книгу, посвященную Ромену Роллану. Необходимы статьи Горького и другие, о сборнике сообщу в сентябре дополнительно.
Все более или менее бодры. Сняли помещение. Денег нет.
Вот, кажется, и все новости.
Жид собирается в середине сентября в Союз. Я еду, примерно, в то же время и, может быть, поеду с ним, чтобы доставить его в сохранности до Белорусского вокзала
[825].
По дороге хочу остановиться на день в Праге, чтобы ликвидировать отсутствие чехов, а в Варшаве — попытаюсь поговорить еще раз с Тувимом и др. о положении. Завтра еду до конца месяца в Бретань. Адрес мой прежний: письма мне будут аккуратно пересылать.
Привет Марии
[826].
Как всегда, корректный, деловой, не кляузный тон письма Эренбурга сам по себе не повлиял бы на содержание и тон ответа Москвы Арагону — решающим тут, разумеется, была резолюция Сталина — приказ, не подлежащий обсуждению. Сказалась она, понятно, и на ответе самому Эренбургу. Письмо Арагону, надо полагать, долго обсуждалось, а возможно, и переписывалось, прежде чем 16 августа было направлено адресату. Характерно, что в этот день в Париж отправили два письма: одно, сочувственное, но твердое — Арагону (его написал Кольцов), и другое, суховатое, но с гарантиями, — Эренбургу (подписанное Щербаковым).
Москва. 16/8–35 г.
Дорогой друг и товарищ Арагон!
Письмо твое получили, за информацию спасибо.
Есть к тебе одна большая и настойчивая просьба — чаще информировать нас и по возможности подробнее.
Пользуясь оказией, считаю необходимым сообщить тебе следующее: я считал бы вредным для дела, если бы Эренбург отошел от работы в организации. Эренбург, крупный советский писатель, сделал немало и принес пользу международному литературному движению. Его деятельность укладывалась в ту линию, какую проводили мы, в том числе и ты, дорогой друг.
Отдельные недочеты или разногласия по второстепенным вопросам — в счет идти не могут.
Надо избегать всякой предвзятости в отношении к Эренбургу.
Секретарем организации Эренбурга выдвинула советская делегация, выбран он конгрессом, и надо сделать все для того, чтобы он мог плодотворно работать
[828].
Относительно того, что он отказывается от этой работы — предоставь нам урегулировать этот вопрос.
Моя твердая просьба к тебе и ко всем коммунистам — обеспечить нормальные отношения с ним
[829].
У нас в СССР — к конгрессу интерес исключительный, провели массу докладов. Однако удовлетворить все запросы не можем. «Правда» усилила освещение вопросов мировой литературы, удачны «литературные портреты», которые она систематически стала печатать.
Книжка твоя «Базельские колокола» пользуется большой любовью у читателя и в прессе получила хорошие отзывы.
Привет Эльзе.
Привет Поль Низану, Муссинаку и Блоку.
Дружески жму твою руку
[830].
Письмо Эренбургу Щербакова начиналось выражением недовольства:
Уважаемый Илья Григорьевич!
Прошло более 1 ½ месяцев со времени окончания конгресса. За это время вновь созданная международная организация к активной деятельности не приступала. Очень прошу не понять это как упрек к кому-либо. Я прекрасно учитываю, что срок 1 ½ месяца не велик; что после такой напряженной работы, какую проделали Вы и наши французские товарищи — надо отдохнуть. Я допускаю, что может пройти еще несколько недель, прежде чем организация развернет работу. Я думаю, что Вы согласитесь со мной, что с осени организация должна начать жить полноправной жизнью. Весь вопрос, с чего начать и как начать. И вот, памятуя наш с Вами разговор, я прошу Вас…
